1. Имя персонажа:
Astrid || Астрид
2. Раса и пол:
Норд, женский
3. Возраст, дата рождения, знак:
36 лет, 165 год 4 эры, месяц Первого зерна, Лорд
4. Внешность:
• рост/вес: 180 см/66 кг
• цвет глаз: серые
• цвет волос/шерсти/чешуи: пшеничного цвета шевелюра
Астрид – типичная представительница северного народа: высокая, статная, начисто лишенная эльфийской хрупкости и южной приземистости. Светловолосая, пронзительно-сероглазая, бледнокожая, будто припорошенная вездесущим горным снегом, не выделяющаяся на фоне окружающего мира, пожалуй, ничем, кроме стального, жесткого взгляда, да выдающегося роста, немного скрадываемого плавными, неторопливыми движениями, позволяющими не привлекать излишнего внимания к собственной персоне. Костюм Братства воспринимает как вторую кожу, оттого редко появляется в одежде любимых, серо-голубых тонов – пожалуй, только когда задание требует слиться с толпой, в остальное время закована в совершенно не подходящую черно-красную броню, но женщину это беспокоит мало – она не привыкла уделять слишком много внимания внешности, считая это уделом знатных дам, которым нечем заняться. Достаточно того, что умыта и причесана.
5. Навыки:
• навык уровня "Мастер": одноручное оружие
• 2 навыка уровня "Эксперт": скрытность, взлом
• 2 навыка уровня "Адепт" и ниже: красноречие (Адепт), легкая броня (Ученик).
С детства обучена верховой езде, чтению и письму, не обделена выносливостью и физической силой, свойственной всей расе нордов. Легко переносит зимние холода, не без удовольствия путешествует. За время, проведенное в Братстве, неплохо изучила географию Скайрима, а также поднаторела в добыче пищи в походных условиях. Весьма сведуща в истории и политике мира. Порой готовит, притом вкусно, при желании может пошить грубую, но вполне теплую одежду из подручных материалов.
6. Биография:
Милая, опасная в моем нынешнем положении, но такая девичья шалость: позволить себе завести дневник «на час», просто для того, чтобы привести мысли в порядок. Разумеется, я не намерена хранить эти записи, да и застань кто-то неверующую, расчетливую стерву-тирана Астрид с пером и пергаментом вместо кинжала и яда, в тот же момент подумает, что текст выходит подозрительно развернутым для рабочей переписки. Благо, большая часть Семьи в отъезде, наш чейденхольский брат, Цицерон, задерживается (хвала Ситису!) в пути, а Бабетта занята своими алхимическими изысканиями. Сейчас есть несколько часов, которые отчего-то хочется потратить на подобный, в общем-то бесполезный, пустяк. Когда-то давно я уже вела дневник, по-настоящему, подходя к этому начинанию с тщанием, доступным только юным девицам, прилежно делая записи – не реже, чем раз в два дня, ведь только так можно привить дисциплину, выработать почерк и прояснить разум – о каких-то незначительных событиях. Ничего знаменательного и не могло происходить в Винтерхольде, великом и древнейшем, если верить Песни Возвращения, городе, так и не сумевшем оправиться от Великого Обвала. Городе, от которого осталась лишь малая часть: ведь улицы и дома, погребенные под гигантской волной, не отстроены и по сей день, лишь Коллегия незыблемо стоит в отдалении, выгодно выделяясь среди всеобщего упадка. А с дней моей юности там абсолютно ничего не изменилось.
Похоже, сегодня вместо вполне ожидаемого отчета о проделанной за день работе выходит ретроспектива всей жизни, да и пускай. Самой любопытно узнать, насколько крепка память, как далеко ушла я-нынешняя от той девчонки, послушной дочери Кралдара из Витерхольда, потомка самого барона Ульфа Джерсена, если верить легендам. Естественно, такому роду, пусть и опальному, следовало соответствовать, о чем отец, похоже, беспокоился даже больше матери, не принимая во внимание доводы разума об отсутствии в округе женихов. Каллиграфия и ткачество, верховая езда и наука хранения домашнего уюта, история и пение. Строго говоря, с пением никогда не выходило ничего путного.
Теперь уж и не удивительно, но из тех мирных, домашних занятий больше всего меня тянуло на кухню, та Астрид могла заворожено наблюдать за огнем, танцующим в очаге, отточенными движениями единственной кухарки, острой сталью рубящей мясо, вытащенное из ледника и едва начавшее подтаивать, бурлящей в котелке ухой, любовно замешиваемым матерью тестом. Повзрослев, я поняла, что это были легкие, невесомые признаки бедственного по меркам знати положения нашей семьи. Тщательно отмеряемая мука, рыба, выловленная отцом в море, приберегаемый на праздник окорок, маленькие, но всегда уместные щепотки приправ. Что уж говорить о том, что мать ткала и шила на всю немногочисленную семью? Ирония судьбы: первый ребенок оказался девочкой, не способной помогать отцу и перенять его навыки, а все последующие радовали родителей слишком недолго.
Но я старалась: отцовская радость от того, что дочь сидит в седле и разбирается в политике не хуже иных шалопаев, была великой ценностью, самым большим счастьем, сравнимым разве что с редкими приездами более успешного, чем мы, дяди Олава. Тот привозил диковинные ткани, душистые приправы, пряное соленое мясо, тягучее, но нежное, будто приготовленное накануне, ароматы дальних краев, рассказы о драконах и героях. Каждый визит – как мимолетный праздник, в эти дни дом озарялся многочисленными огоньками приберегаемых как раз на такой случай свечей, в комнате стелилось лучшее белье, надевалась самая нарядная одежда, доставались из резной шкатулки фамильные, еще не распроданные, украшения. Казалось, что так будет всегда и что – однажды – достаток не уедет обратно, в дальние страны вместе с гостем, а поселится в холодном в остальное время доме навсегда.
Быть может, будь я проницательней, женственней и уверенней, то поняла бы причину участившихся по мере моего взросления приездов Олава, но, увы, женихов в округе по-прежнему не водилось. Из всех мужчин – папа, да дядя, поэтому опасность учуять удалось слишком поздно. Уже и не припомню, что понадобилось девице тринадцати лет ночью на кухне – быть может, мне обещали какой-то чудесный поздний рассказ о двемерах или каджитах, осторожно, поперек строгого запрета отца на ночные прогулки по дому. Пожалуй, так и было. И, похоже, именно поэтому я пришла – послушать очередную сказку под треск поленьев и всполохи притушенного до углей очага. А потом просто убила его. Ударила кухонным ножом, скорее от неожиданности, чем от испуга, когда Олав зажал мне рот ладонью и, опрокинув на стол, присыпанный мукой, задрал ночное платье, не забыв крепко ухватить за зад. А затем я испугалась, испугалась достаточно, чтобы воткнуть лезвие ему под ребра еще несколько раз, молясь всем богам, чтобы не поднялся переполох. Чуть позже, выбравшись из-под тела и отдышавшись, снова полоснула пару раз – уже потому что смутно понравилось.
Хорошо помню, как собиралась: очень рассудочно, нацепив какую-то ветхую робу, прихватив окровавленное платье, нож, пару драгоценностей из шкатулки и то чудесное соленое мясо – дядя рассказывал, что оно может храниться месяцами. Я не желала оставаться в этом доме, равно как не видела себя почтенной матерью семейства после мифического удачного замужества (кто посмотрел бы на такую, да после такого), а отец не пережил бы такого поступка брата. Тогда казалось: пусть лучше считают, что Олав защищал любимую племянницу от грабителей. Это ведь мило, не правда ли? Представить горе, которое принесет в семью мое исчезновение, не хватало опыта, равно как додуматься, что мать сразу же занеможет и сгорит за считанные дни, как свечка. Да и тогда меня влекло другое, нечто новое, неожиданное, ранее незнакомое. Ощущение собственной власти над жизнью другого человека, его последний взгляд, испуганно-звериный, даже не удивленный. Понимание, что я оказалась быстрее, находчивей бывалого путешественника, а значит, впереди большое будущее. Полагаю, именно это чувство помогло чудесным образом миновать городскую стражу и скрыться за пределами города, обрезав косы, перемазавшись углем, утопив в море безнадежно испачканное платье. Следующие убийства не заставили себя долго ждать: я не умела жить вне дома, на ходу, замерзала, мясо закончилось быстро, от пустого снега подводило живот, а у одного нищего недостаточно медяков в кармане, чтобы утолить голод растущего организма, продавать же фамильные ценности было опасно. К счастью, меня заметили, но не обычные городские жители. Братство Теней. Моя новая семья, приютившая отощавшую и ослабевшую девчонку, как дорогого гостя, обогревшая, накормившая до отвала, обеспечившая крышу над головой.
Удивительно, как гибко сознание в юном возрасте. Ирэн, хозяйка убежища, явно знала об этом и приняла меня как родную, обеспечив всем необходимым, обучая и наставляя, а иногда – используя в качестве шпиона, но благоразумно не спеша поручать контракты. И была права: городской, изнеженной девочке следовало многому научиться. И я училась, завороженная деятельностью Братства, вдохновленная наличием сверстницы – Бабетты. Поначалу мне пришло в голову, что такова политика Семьи – воспитывать с юного возраста, обеспечивая таким выкормышам преимущество над жертвами, чем изрядно повеселила «ровесницу», которая, к своей чести, не была намерена водить меня за нос слишком долго. Женщина в теле девочки, она была великолепным примером для подражания: прикинься беззащитной, не опасной – и противник уже будет на шаг позади. Используй подручные средства, подмечай каждую мелочь, мысли нестандартно – и победа будет твоей. Занятно, но на бумаге гораздо легче признаться, что порой я тоскую по тому времени, отчетливо помню, как было обидно и, в то же время, сладко ощущать колкое, снисходительное отношение жертвы и с трепетом предвкушать то самое, звериное непонимание в ее последнем взгляде.
Но время течет быстро, за детством приходит юность, в которой уже нет того очарования беззащитности, в ход идут совершенно другие методы, бесспорно, интересные, порой приятные, но гораздо более опасные. Редкий путник примет потерявшуюся девочку за женщину ночи или начинающую воровку, зато иной сделает подобные выводы, наткнувшись на девушку, испуганную и якобы беззащитную, особенно если застанет ту за взломом замка в собственную комнату. Полагаю, мое детство закончилось с первыми побоями, нанесенными противником, только тогда пришло понимание, что теперь я – вероятный противник. Пускай не столь серьезный, как взрослый мужчина, но, все же, вероятный. Либо симпатия, либо настороженность, теперь следовало внимательней следить за словами и действиями, прилагать особые усилия, чтобы втереться в доверие. Кажется, в то время меня очень огорчали неудачи на этом поприще, те случаи, когда приходилось быстро выхватывать кинжал и рассекать горло прежде, чем жертва позовет на помощь, по неопытности я считала это полным провалом – казалось, что так сможет любой.
Прошло достаточно времени прежде, чем стало ясно, что далеко не каждый контракт можно выполнить изящно в моем, тогда еще наивном понимании. На это ушли годы тренировок, проведенные в тени, бессчетное количество сломанных отмычек и сотни убийств, даже странно – как много работы нужно проделать, чтобы понять, порой, прописные истины, каждый раз удивляясь заказчикам, желающим, чтобы смерть врага представили несчастным случаем. Слишком много контрактов, которых в точности и не вспомнишь, даже взгляд у всех жертв одинаковый.
Занятно выходит: я взялась перенести на бумагу все воспоминания, но так старательно оттягиваю момент, когда придется описывать своей единственный, по-настоящему крупный провал, который мог стоить мне этой жизни. Что же, придется собрать волю в кулак и постараться быть честной с собой. Висельная скала, богами покинутое место и тот злополучный контракт, который так хотелось выполнить изящно, практически не запачкав рук. Стан Серебряной руки, один из членов которой не угодил даме сердца – что может быть прозаичней? Такие заказы поступают с завидным постоянством. Но было одно «но», которое позволяло обойтись без излишней опасности для себя: в клетках были вервольфы, идеальные машины для убийства, истощенные, озлобленные, голодные – достаточно протянуть руку, открыть дверь и любоваться. Впрочем, последнему было не суждено произойти, на всю шайку нашелся один приличный стрелок, не замедливший преподнести мне прощальный подарок в виде стрелы в плече, пришлось спешно уходить, даже не убедившись в успехе, что было непростительной слабостью. Добавить к этому поднявшуюся метель и яд на наконечнике стрелы, от которого становилось все сложнее переставлять ноги – и вот он, провал задания. На этом фоне даже вполне вероятная смерть не была столь досадной. Тогда, помнится, мне казалось важным добраться до леса и схорониться, переждать паралич, но боги распорядились иначе. Один из бывших пленников – да, вот что меня удивило тогда, у клети, осмысленный взгляд на звериной морде – похоже, напал на след, а сил защищаться уже не осталось. Да и не собирался он, похоже, нападать. И, надо сказать, придя в себя на холодном полу хижины, в целости и сохранности какое-то время спустя, я была изрядно удивлена. Впервые за годы работы в семье мне стало любопытно – ничто другое не побудило бы меня оставить свидетеля в живых. К тому же, после короткой вылазки в сторону тракта стало понятно, что тот, ради которого затевалось представление, досадным образом уцелел. В тот момент пришло в голову, что следует изучить собственного благородного спасителя и попробовать перепоручить цель ему. Арнбьорн, проснувшись, оказался удивительно общителен и сговорчив для вервольфа, что, впрочем, не слишком удивляло, учитывая его жизнь в последние годы, да и явно имел свои счеты к намеченной жертве. И, что немаловажно, он мог стать одним из нас: Ирэн старела, начинала ошибаться, а ряды семьи стремительно редели, даже в Чейденхоле стало неспокойно. Тогда я была уверена, что Арн придет, и не ошиблась. Мы могли предложить крепкий тыл, уверенность в завтрашнем дне, безопасный ночлег, в обмен на верную службу. И на еще кое-что, нужное лишь мне –когда придет время принять пост хозяйки убежища, понадобится вся поддержка, которую смогу заполучить.
Сейчас я думаю, что в любой, даже самой рассудительной и самодостаточной женщине, где-то глубоко внутри, под налетом цинизма и жизненного опыта, прячется маленькая девочка, втайне мечтающая о принце на белом коне, который в правильный момент окажется рядом. Такое желание неуловимо, живет глубоко в подсознании и – что самое досадное – не поддается контролю. Можно сколь угодно долго доказывать себе, что тогда, на Висельной скале, была лишь досада, тонкий расчет и ничего боле. И это было бы большой ложью, самообманом, ведь именно в тот момент я решила, что мне нужен этот истощенный вервольф, нарисовав себе красивую картинку о верном звере, как очередном козыре. В жизни все оказалось сложнее, не так леденцово-идеально. Не было того тонкого расчета, поступков ради личной выгоды, зато желания обладать – в избытке. Полагаю, это принято называть громким словом «любовь», слащаво и выспренно воспевать в балладах, добавляя что-то про замирание сердца, бабочек в животе. Для меня – дико. По сути, ничего не изменилось, словно бы я заключила сама с собой некий контракт, а после, пока жертва отлучилась, готовила площадку для операции, замыслив, что убить двух зайцев одним выстрелом – разумно. В случае успеха я получала незыблемый авторитет в братстве и мужчину. Рискованная вылазка – большой куш, двусмысленные беседы, нарочитая демонстрация слабости – вторая часть плана, затянувшаяся на долгие полгода бесконечных поблажек и последующего затягивания гаек, закончившаяся абсолютным успехом у Мшистого ущелья. Все вышло именно так, как было рассчитано, но добавило очередную проблему выбора. Я не была склонна афишировать подробности своей частной жизни, но положение обязывало. Тайком отлучаться на встречи, подобно влюбленной девице, при том будучи наиболее вероятным претендентом на должность главы Братства – более, чем глупо, даже смешно и нелепо. Выбор был сделан, мы – до сих пор не верю – даже официально обменялись кольцами, впрочем, не помню, чтобы кто-то их носил после того вечера. На удачу, у семьи было довольно проблем, чтобы не учитывать столь опрометчивый поступок сестры. Проблем с принятием руководства после смерти Ирэн не возникло. Моя репутация главы братства чиста и по сей день, даже учитывая, что способы руководства сомнительны по меркам прежних лет. Мы – последние уцелевшие члены семьи и, увы, выжили не стараниями Матери Ночи, и вот теперь, когда установилось шаткое равновесие, получено письмо от брата, намеренного притащить в мой дом иссохшую и навеки замолкнувшую мумию, будто у меня мало проблем. Похоже, в семье может подняться смута, а значит, пора заканчивать это пустое бумагомарание, заметать следы и возвращаться к прямым обязанностям.
7. Деятельность:
Глава темного братства Скайрима
8. Характер:
По природе спокойная, рассудительная, внешне непоколебимая и отстраненная, как ледяная глыба, Астрид склонна смотреть на жизнь с позиции наблюдателя, предпочитая лишний раз не эмоционировать. Ее непросто вывести из себя, да и ярость, вероятно, будет столь же тихой, неявной, как шаги женщины в темноте. Месть – то блюдо, которое следует подавать холодным, как добрую закуску, и хорошо выдержанным, подобно дорогому вину. Это основное кредо хозяйки убежища, которое, впрочем, не облегчает ее участи собственницы, остро чувствующей груз ответственности за Семью на своих, пускай не столь хрупких, плечах. Внутренне закипает при посягательствах на своих людей или имущество, начиная планировать нечто особенно мерзкое для незадачливого противника.
Руководствуясь сухой логикой практически во всех аспектах жизни, могла бы казаться холодной и надменной, благодаря внимательному, оценивающему взгляду и гордой осанке, но легко идет на контакт даже с новоприбывшим членом семьи, предпочитая не создавать излишней дистанции между собой и остальными членами Братства. Афишировать отношения с мужем не любит, предпочитая один раз коротко сообщить сей факт во избежание досадных недоразумений, больше никогда не поднимая эту тему, держась на людях подчеркнуто отстраненно, за исключением, разве что, каких-либо внутренних конфликтов. Собственно, Арнбьорн – единственный человек, который изредка видит Астрид в состоянии расслабленном и улыбчивом. Наедине с мужем становится мягче, менее категоричной, в редких случаях – даже смешной и нелепой, он единственный человек, которому женщина доверяет безоговорочно и чьи прикосновения не вызывают у нее отторжения.
9. Имущество:
Номинально – Убежище, фактически – доспех теней, Клинок Горя, двемерский кинжал, комплект простой одежды из грубой ткани, мелкий личный скарб. Тенегрив и конь, приобретенный в Рифтенской конюшне, кличка – Вайнд.
10. Интересные факты:
- С большим недоверием относится к слепым существам.
- Завороженно изучает историю фалмеров, скупая все доступные книги, совершая вылазки в двемерские залы, разыскивая остатки их строений.
- На дух не переносит капусту в любом виде.
11. Пробный пост:
Вот где мне уже засели эти впечатлительно-легковерные девицы с поистине истерическими решениями найти-и- уничтожить недобросовестного жениха, обманувшего влюбленное сердце и скрывшегося в ночи, оставив лишь горе, да попранную честь, - сдвинув брови и пробираясь сквозь плотную завесу метущего снега, думала Астрид, уже достаточно давно бредущая по пересеченной местности и изрядно недовольная. Щеки и лоб потихоньку обветрились за время поездки, чего уж говорить о носе, который, как известно, является самым лакомым кусочком для лютых морозов. Для полноты картины и цельного выражения чувств оставалось только воскликнуть, на этот раз вслух, нечто вроде «Вот они мне уже где!», трагично попилив ладонью по шее.
Действительно, нынешняя длинная и снежная зима, похоже, замыкала что-то в головах людей, поскольку этот контракт был третьим по счету, все с тем же сценарием. Девы-заказчицы, старательно накачивающиеся вином в таверне, никогда не упускающие возможности с надрывом поведать, как был хорош объект любви, как нежен, умел и каким в итоге оказался подлецом, прежде чем сообщить, где носит этого героя-любовника, обеспечивали Братству практически безбедное существование. Горы, в свою очередь, принимали и укрывали абсолютно всех ловеласов, странным образом наделяя двойкой-тройкой габаритных или не очень друзей-разбойников, заодно обеспечивая базой то в разрушенном форте, то в двемерских лабиринтах, то еще в какой пещере. Впрочем, нынешней истории немного не хватало каноничности: подлец оказался одним из магов «Серебряной руки», похваляясь, развлекал свою даму рассказами о великой цели группировки –истреблении таких опасных вервольфов, подстерегающих юных дев на каждом углу. Примерно на этом моменте у спокойной и уравновешенной Астрид терпение подошло к концу, побудив почти деликатно напомнить, что вроде как звали Темное Братство, а не духовного наставника. Она, уже достаточно давно состоящая в Семье, на дух не переносила всех этих разговоров о высшей цели, которую преследуют те или иные разбойники и убийцы. Не было высшей цели. Ни у кого. Всегда присутствуют личные мотивы, в данном случае – жажда наживы и патологическое желание облегчить свою совесть – мол, мы защитники простых граждан, это ничего, что мы нападаем на каждого встречного, мы же еще и ужасных чудищ, терроризирующих всю округу, вырезаем. Но то все лирика. Заказчица наконец рассказала, где их искать, и, окрыленная возможностью больше не слушать криков очередной раненной души, убийца поспешила отправиться в путь.
До сего момента Висельную скалу Астрид видела однажды, издалека, несколько заплутав по дороге в убежище после вылазки в Ральдбтхар, совершенной исключительно в целях расширения кругозора. Тогда место не вызвало ни любопытства, ни приятных ассоциаций – развалины древних фортов ее мало привлекали. Но, видно, боги отчаянно желали, чтобы она заглянула на огонек, раз уж тем или иным способом привели сюда вновь. Собственно, хороших предчувствий это не вызывало. Хотелось решить дело с минимальной затратой усилий, тем паче, что форт оказался весьма… густонаселенным. Поминая порывистую заказчицу не самым добрым словом, женщина миновала двух бандитов снаружи и, осторожно приоткрыв тяжелую дверь, проскользнула внутрь, уповая на то, что хотя бы согреется. Увы, надеждам было не суждено сбыться – ледяные зимние ветра, похоже, прошивали эту развалину насквозь, делая жизнь сносной только в непосредственной близости возле костра, у которого, собственно, сгрудилась значительная часть шайки, включая того самого мага. Убийца предполагала, что в недрах стана должно оказаться несколько еще живых вервольфов, вряд ли эти почтенные господа склонны просто убивать, судя по палкам с насаженными звериными головами то тут, то там. Где-то их должны были держать, чтобы вдоволь поизмываться перед тем, как обезглавить. Об этом свидетельствовал и тяжелый запах мокрого меха, смешанный с пряным, металлическим, висящим в воздухе, явно исходящий из верхнего помещения. Еще раз оценив обстановку было решено попасть на верхний ярус снаружи, не пытаясь пробраться мимо оживленно беседующей толпы. Уже по знакомому маршруту выбравшись в никак не затихающую метель, Астрид взобралась наверх и обнаружив подозрительно не засыпанную снегом щель, скользнула внутрь, досадливо поморщившись, когда следом закатилось несколько мелких камешков, но не слишком обеспокоилась. Двое надзирателей, слегка подбитых хмелем, делали вид, что несут караул у клетей с массивными железными прутьями, в которых содержались порядком отощавшие и озлобленные вервольфы. Когда-то Ирэн рассказывала, что ходят слухи о тех, кто способен ясно мылить и в этой дикой, звериной форме, но это явно был не тот случай. Стараясь не потревожить обитателей ближайшей клети и хитро ухмыльнувшись, женщина стала колдовать с замком, несколько удивленная общим, притихшим состоянием пленников. Словно затишье перед бурей, - отметила довольная собой взломщица, с силой рванув железную дверь на себя и нырнув в спасительную тень, из относительной безопасности наблюдая, как истощенные, а от того особо агрессивные звери вырываются из плена, разрушительной волной обрушиваясь на своих истязателей, оставляя от тех лишь кровавое месиво. Убедившись, что узники последовали в верном направлении, о чем свидетельствовали вопли снизу, она собралась было ускользнуть тем же путем, чтобы чуть позже вернуться и в продолжающейся суматохе доделать работу – на случай, если магу повезет. Но тут заметила, что вырвались навстречу свободе не все. Все еще оставался один, явно живой, но не дикий, с осознанным, человечьим взглядом, осторожно продвигающийся в противоположную от бойни сторону, и это ее поразило. Поразило настолько, что не дойдя пару шагов до лазейки, Астрид остановилась, на секунду забыв об осторожности, даже подумав, не затаиться ли за углом, подождав, пока вервольф выйдет наружу и проследить за ним. Зря – решение оказалось фатальным: слишком легко не заметить врага, пока увлеченно рассматриваешь что-то. Услышав звук спускаемой тетивы, женщина резко повернулась боком, почувствовав острую боль в плече и, швырнув кинжал в лицо разбойнику, метнулась наружу, протискиваясь в узкую, заранее намеченную щель, позабыв о стреле, чувствуя, как ровная, аккуратная рана раскурочивается – острие засело глубоко и не желало выходить просто от давления каменной кладки на древко. Избавиться от инородного предмета удалось только перед самым выходов и, определив открытую рану как неопасную, убийца устремилась вниз, пережимая кровоток и надеясь закончить задание – следовало воочию убедиться в смерти жертвы. Если останется в живых, наверняка покажется снаружи, внутри явно не самый свежий воздух, - рассудила она, чувствуя подозрительное онемение в руке, а затем и во всем теле, с ужасом осознавая, что не дотянет до этого момента – тело слушалось все хуже, теперь следовало думать не о задании, а о собственной шкуре. Ситис, мне бы только до леса, да схорониться, -тихо взмолилась непослушными губами в пространство, упав в снег и отчаянно пытаясь подняться. Тщетно – она сама не раз видела действие подобного яда: раз упав, уже не поднимаешься, пока не отпустит. А не отпускало достаточно долго, по крайней мере, если яд готовила Бабетта. Единственное, что оставалось делать – затаиться меж камней, да устроиться так, чтобы пережать кровь. Может, тогда удастся выжить. Но, похоже, сегодня судьба решила добить Астрид – пережать ничего не удалось, зато со стороны форта послышались тяжелые шаги, а затем, вместо ожидаемых ударов – лапами ли, оружием ли – раздалось четкое «Ну и дуррра!» Немало удивившись и позабыв о том, что парализована, ранена и вообще – в крайне невыгодном положении, женщина с готовностью и, разумеется, безрезультатно попыталась покоситься на обладателя голоса и сказать пару ласковых, ожигая фирменным, недобрым взглядом. Не склалось – алхимик, намешавший яд, явно хорошо знал свое дело: удавалось лишь лежать, тяжело дыша, с остекленевшими, невидящими глазами, даже больное плечо не давало о себе знать сквозь паралич. Может, ее уже вовсю поедают.
Очнувшись, нордка вздрогнула от неожиданности, обнаружив над головой дощатую крышу, собственную спину – окончательно заледеневшей, и резко поднялась на ноги, оглядываясь. Неожиданный спаситель – а как еще это можно было назвать? – мирно спал в углу и явно собирался там оставаться еще достаточно. Еще раз обдумав ситуацию, Астрид наскоро перетянула обрывком уже ни на что не годного плаща руку и решила осмотреть окрестности – не мог ведь он утащить ее слишком далеко? Осторожно выглянув наружу, женщина пришла к выводу, что эту мельницу она уже где-то встречала, причем, определенно по пути к Висельной скале, а, значит, недалеко тракт. Это предположение следовало проверить прежде, чем возвращаться и начинать задавать вопросы вервольфу – по крайней мере, других идей, кем бы мог быть истощенный мужчина, решивший ни с того ни с сего помочь убийце, не было. Значит, придется поверить в легенды Ирэн, но прежде – выяснить, насколько далеко дорога.
Подтвердив собственные догадки и каким-то чудом не столкнувшись нос к носу с собственной выжившей жертвой, практически мирно, хоть и прихрамывая, идущей по тракту, нордка была порядочно раздосадована, теперь уже утвердившись в желании вернуться к мельнице и получше узнать своего «героя». Этот мужчина ее интриговал… нет, он мог оказаться полезен! В конце концов, если догадки верны, то она оказала вервольфу услугу, несоразмерную оттаскиванию женского тела с место происшествия. Поэтому, вернувшись, Астрид преспокойно уселась и стала обрабатывать руку, временами поглядывая на спутника, надеясь, что его сон не перешел в летаргический.
Интересно, как ему удалось остаться в живых? Прикинулся абсолютно обезумевшим, чтобы не вызвать интереса? Или им с такими, мыслящими еще веселее, вот и растягивали удовольствие? Проснулся бы уже наконец, неужели не тревожно, что нагонят? – тщательно промывая рану и продолжая коситься на мужчину, раздумывала убийца, начиная откровенно скучать. Тот, словно услышав ее мысли, заворочался и открыл глаза, морщась от первых солнечных лучей, заставив Астрид усмехнуться.
- Пришел в себя, лохматый? – подала голос из противоположного угла, изображая полнейшую незаинтересованность и педантично обрабатывая рану травяной мазью. У нее определенно появились планы на этого вервольфа.
(автор было решил писать про контракт, но муза резко передумала и решила продолжать обсасывать тему знакомства с мужем. Автор кается и охотно признает, что вконец офигел)
Отредактировано Astrid (2014-01-07 19:53:42)