off.
Простите, я был страшно занят.
Маркарт был похож на лабиринт.
Хмурый и строгий, как неупокоенный призрак великой двемерской культуры, город славился обилием узких лестниц по доброму десятку ступень в каждой, извилистыми дорогами поднимался ввысь и смотрел оттуда — будто бы глазами своих старых хозяев, давно сгинувших неизвестно где. От них достались вечные конструкции, целое поселение, скрытое в горах и негостеприимное ко всем, кто тревожил его покой. От каменных стен всегда тянуло холодом — и, в отличие от северных городов Скайрима, не морозным; сквозь редкие щели, казалось, пробивался зябкий воздух могильников и старых заплесневевших склепов. Люди здесь были сплошь мрачные, тусклые и необщительные, как будто изможденные долгим пребыванием в чужой тюрьме; у каждого можно было ожидать отравленный нож в рукаве, который без колебаний войдет в плоть, как только ты обернешься к нему спиной. По рекам Маркарта, как говорили, текут кровь и серебро — самый защищенный и безопасный город в Скайриме сгнил изнутри, и здесь никогда не были рады чужакам, а еще больше ищейкам и просто тем, кто пытался что-нибудь разузнать.
Город неба и камня ревностно хранил свои секреты.
Меренет поднималась в крепость, задумчиво грызла попавшую в рот прядь волос и щурилась на свет. Камень давил со всех сторон, в камне было тесно — в клетке с прочными узкими прутьями, казалось, будет и то просторнее. Уже несколько лет здесь не менялось ровным счетом ничего — Маркарт оставался прежним через день, через неделю, через месяц… она не была здесь почти четверть года и готова была поклясться, что все осталось на своих местах, к сожалению или к счастью.
В Маркарт она возвращаться не любила — город был бы красив той самой потрясающе застывшей на своем пике красотой, не оскверни его руины этот муравейник и клубок самых ядовитых змей. Верховный юстициар явно неровно дышал к двемерам — иначе давно задохнулся бы здесь, дитя благословенного солнечного Алинора, задохнулся среди страшных тайн, интриг и вероломства, потому что ничего святого для жителей Маркарта не существовало — помимо святилища ложного бога, говорят, здесь можно было встретить разве что даэдрапоклонников. Об этом вполголоса шептались стражники, когда Меренет подошла к ним с просьбой открыть ворота. Один равнодушно осмотрел ее с ног до головы, наверняка вспомнил утреннюю посетительницу и не стал задавать вопросов, в то время как второй, еще совсем мальчишка, с открытым ртом вытаращился не на нее саму — на волосы, языками пламени выбивающиеся из-под капюшона.
— Чего ты уставился? Рыжих никогда не видел? — Меренет одернула его грубо, недовольно фыркнула; волосы у нее действительно были насыщенно-медные, что среди местных облезлых нордок большая редкость. Оттенок получился ярче, чем она предполагала, и все-таки… слава Ауриэлю, что не синие — и такое случалось.
Ондолемар при встрече сказал, что своим цветом они затмевают даже двемерит — единственные яркие пятна среди уныло-серых скал. После Меренет подумала, что это, возможно, был даже комплимент, но задним числом благодарить юстициара не стала: уже неудобно, да и невольное раздражение существенно мешало. Своей неожиданной просьбой мер от души проехался по всем ее планам, и она без особого воодушевления размышляла, что будет писать в объяснительной записке Третьему Эмиссару — агент не должен был провисать где-либо вне выходных дней, а на просьбу сообщить все как есть Ондолемар сделал страшные глаза и запричитал об исключительной секретности всего происходящего. Дело, конечно, его личное, однако сопряженные с ним сложности складывались для босмерки в пренеприятнейшую ситуацию, которую расхлебывать придется собственными усилиями.
Дверь Меренет открыла уже тогда, когда верховный юстициар договаривал последнюю, явно адресованную ей фразу. Заодно и запустила собаку — вернее, та проскользнула сама, устроилась поближе к обычному юстициару и подальше от верховного, из-за массивного каменного стула поглядывая на последнего: вдруг не заметит?
— Вы как будто не рады меня видеть, — без улыбки ответила эльфийка Ондолемару, после чего кивнула Арантаро. — Доброго дня, юстициар. Если он, конечно, добрый.
Высказав дежурные любезности, Меренет достала из кармана сверток и бережно развернула его — маленький, криво обломанный кончик стального клинка едва блеснул на свету. Она продемонстрировала его Арантаро и передала Ондолемару в протянутую ладонь все так же осторожно, как будто держала не осколок оружия, а древнюю хрупкую реликвию.
— Смотрите, господин верховный юстициар. Ваш каннибал, судя по всему, был слишком голоден… На нем следы крови, уже высохшие — и не слишком свежие, примерно недельной давности. Нашла на месте последнего преступления. Если там и были еще следы, то ваши ищейки их очень старательно замели. — Она не пыталась укорять Ондолемара, просто констатировала факт: работать там, где уже побывали другие талморские солдаты, было проблематично. Да и времени с момента убийства прошло предостаточно, чтобы делать более смелые выводы… она бы наверняка даже не согласилась участвовать во всей этой сомнительной истории, предоставив юстициару самому бороться за сохранение своей репутации, и все-таки он был очень напуган и… беспомощен? Этот факт побудил Меренет задержаться в городе еще на несколько дней, хоть она и не разделяла ужаса Ондолемара — для Маркарта, как ей казалось, каннибализм не был чем-то из ряда вон выходящим; просто очередная грязная история, берущая свое начало из многочисленных людских пороков. Тем не менее, альтмеры — достаточно экзотическое меню, а если учесть, что Ондолемар неустанно намекал ей об обычаях ее же сородичей… была в этом согласии и некоторая доля собственного упрямства.
Теперь здесь, помимо нее самой, был и талморец Арантаро, которого явно ввели в курс дела — а значит, проблему можно было оставить в надежных руках и трехдневную задержку Третьему Эмиссару объяснить как непригодные для передвижений погодные условия.
— Боюсь, мне больше нечем вам помочь.
Меренет подняла глаза на Ондолемара, затем перевела взгляд на Арантаро и нахмурилась — вид у обоих альтмеров был такой, как будто они самые настоящие заговорщики и решили взять третьего в долю. Подозрения у босмерки стали появляться самые что ни есть скверные, и она медленно и с расстановкой поинтересовалась:
— Судя по вашим лицам, уважаемые господа, вы что-то хотите мне сказать. Что?