Заскрис давно потерял счет времени.
Жалкие смертные твари держали его взаперти. Жалкие смертные твари, мерзкие трусливые крысы, обобрали доспех по фрагменту — нагрудник, наплечники, вплоть до сапог,  и полыхающую священным пламенем лорда Дагона клеймору утащили куда-то в осклизлые переходы пещеры.
Заскрис не знал, сколько прошло дней, месяцев или лет.
Смертных тварей, впрочем, запоминал, но порой они менялись, кроме того, старшего, которому и удалось поймать его. Это был высокий эльф в темных одеждах, тогда — молодой, спустя... долгое время — старик с бегающими глазами, сухими ладонями и мерзким смешком.
Он говорил что-то об «уникальной возможности».
Он говорил о том, что его ничтожное имя прославится в веках. Что если бы не Кризис Обливиона, ни у одного из смертных не было бы такой возможности — изучить живого дремора.
Заскрис молчал все эти... должно быть, годы. Время для него ничего не значило — лишь острее становилась ненависть. Эльф и его ученики отрезали от него куски плоти, брали кровь, даже покушались на рога — это же надо было додуматься до подобного святотатства, осквернить рога кинмашера! - добывали какой-то порошок, ингредиенты для своих исследований...
О, если бы только не держали зачарованные цепи. Если бы только...
Заскрис ждал. Он знал, что рано или поздно смертные — глупые ничтожные твари, - сделают ошибку. Он прождал достаточно долго, но его ненависть была постоянной, всегда — раскаленной добела.
Когда Заскрис наконец-то освободился, жалел лишь об одном: часть учеников эльфа ушли или передохли своей смертью. Один из младших и забыл обновить заклинание — вернее, не до конца выполнил ритуал, и не заметил ухмылки на черных гладких губах пленника.
А потом они поплатились.
Того ученика Заскрис просто разорвал пополам голыми руками. Он был лишен слабости смертных, и проведенные в плену годы не сделали его ни на гран слабее. Тощий ученичок лопнул ровно посередине — из живота вывалились теплые внутренности, хребет хрупнул перед тем, как лопнуть.
Откуда-то повыскакивали остальные, но теперь это ничего не значило. Заскрис перебил их всех — кому-то размозжил череп о камни, кому-то выломал трахею или вырвал из-под слабой клетки ребер сердце. Нашел и своего главного мучителя. Тот забился в угол, и ткал свои чары, но второй раз Заскрис бы не попался.
С эльфа он сдирал кожу по кусочку несколько дней и ночей. Кусочки были маленькие. Очень маленькие.
Заодно отыскал доспех — удивительно, почти целый, если не считать почему-то сапог, и клеймору.
На четвертую ночь эльф замолк, потому что от воплей у него лопнуло горло, и густо пошла ртом кровь. После этого Заскрис добил его достаточно быстро, и все же не торопился возвратиться в Воды Обливиона... наказания за ужасающе долгое отсутствие все равно не миновать, а он, по крайней мере, мог еще немного отомстить смертным здесь, в их мелком и ничтожном мире.
Заскрис выбрался из подземелья, и почувствовал почти сразу: ему повезло.
Он хорошо успел выучить запах крови и плоти высоких эльфов. На самом деле, даже участвовал в захвате их вылизанно-чистеньких Островов когда-то... может, давно, а может и  не очень.
Сейчас он чуял: неподалеку другие.
Заскрис ухмыльнулся. Да, его несомненно накажут за отсутствие — может быть, сам лорд маркиназ Гергерах выдумает Заскрису какое-нибудь особенно изощренное наказание, - но сначала он как следует отомстит всем эльфам, которых встретит в этом мире.

На грубый рывок назад Эленвен среагировала мгновенно и правильно – разжала пальцы. Если в тебе недостаточно веса, чтобы остановить лошадь, всегда безопаснее отпустить. Эта привычка разительно отличалась от той, когда стоило напрячься, чтобы не выпустить из рук меча, не остаться без оружия, хотя, казалось бы, какой похожий механизм. Столь мелкие и тонкие настройки немало решали во время Войны – и Посол бережно хранила их в памяти, пусть и надеялась, что сражаться на передовой ей больше никогда не доведется.
Остальные меры тоже смогли удержаться на ногах, и Эленвен досадливо хмыкнула, провожая взглядом насмерть перепуганных коней. Посланное им вслед заклинание Успокоения если и возымело эффект, то машинальному физическому движению животные поддались с большим удовольствием и таки скрылись из виду. Не стоило спешиваться.. С другой стороны, взбесившаяся лошадь – всегда большая угроза для всадника. Возможно, так и лучше.
Кто знает. Произошедшее произошло, работать частенько приходилось с фактами. С данным.
Альтмеры молчали, напряженно и внимательно осматриваясь. Пустые вопросы были бессмысленны – это они усвоили. Увидевший опасность первым всегда известит об этом остальных – а до тех пор благоразумнее молчать. Эленвен заметила, что Арантаро угрозу ищет в небе, и невольно последовала его примеру. Низкие курчавые облака могли бы стать отличным укрытием для огромной крылатой твари, но зря воображение обволакивало пепельные тени в узнаваемые очертания – дракон не появился. И эльфийка не была до конца уверена в том, хорошо это или плохо. Хотела ли она больше увидеть мистическую тварь, удовлетворить точащее ее любопытство, или.. то, что увидела. 
Не узнать в воине существо родом из Обливиона было невозможно. Несколько потертый, но все так же угрожающе выглядящий черно-алый даэдрический доспех, темное по-эльфийски вытянутое лицо, крепкие рога, загнутые назад, и глубокие зло прищуренные глаза, в которых, кажется, скопился мрак из самых темных закутков обители его ненасытного Владыки – Дагона. Дремора. Куда сильнее тех, что призывали, подчиняли и изгоняли известные Первому Эмиссару колдуны-эксперты. Ненависть, источаемую причудливым гостем северной провинции, можно было буквально ощутить кожей, мгновенно покрывшейся мелкими колючими мурашками.
Эльфийка отступила на шаг, когда сопровождавшие ее талморцы бросились в атаку. Сперва лучник Кесалар, отошедший в сторону, чтобы обстреливать врага и оттягивать внимание с Посла на себя, затем Мореллон и, наконец, Арантаро, на ходу читающий заклинания. По спине пробежал неприятный холодок. Импульсивное желание крикнуть, приказать отступить, Эленвен подавила, но.. оно возникло. С ее интуицией, с ее опытом командования такие желания просто так не возникали. Но и отступать им было некуда. Если даэдра бросится преследовать, убежать они попросту не смогут. Особенно хромающий Мореллон.
Если это имеет значение. В глазах рогатого демона слишком отчетливо читалась их близкая смерть.
«Он убьет их. А потом меня» - вертелось где-то на задворках сознания, подпускать эту мысль ближе, осмысливать Посол не желала. Она могла себе позволить быть капризной и иногда не признавать практически очевидные вещи. Поджав губы, эльфийка сосредоточилась, сводя руки вместе в специальном жесте. Немного времени – совсем немного, Мореллон еще не успел подбежать вплотную к даэдра, чтобы атаковать, - и Эленвен выпрямилась, позволив магической силе колыхнуть одежду и волосы, вихрастой волной скользнуть в стороны, прижимая к земле жухлую траву, накрыть меров, придавая им сил. Эмиссар не была уверена, что заклинание Призыва к оружию не подействует и на дремору, но.. смог ведь он противиться попыткам Арантаро парализовать его.
В конце концов, у нее оставалась еще Невидимость, но пользоваться ей сейчас.. нет. Не раньше, чем они попробуют убедить создание Обливиона в том, что достойны пережить этот день.

Их могло быть четверо, шестеро, да хоть двадцать — что такое смертные против благородного кинмашера? Пыль, прах и  жалкое мясо, которое и пытать-то скучно — быстро дохнет.
Впрочем, если бы смертные осознали то, что обречены и сдались, получилось бы совсем скучно. Бой и сопротивляющиеся жертвы — куда веселее!
Заскрис даже захохотал, когда жареный эльфишко стал «сражаться» с его, Заскриса, собственной клейморой — надо сказать, у него почти получилось, меч дернулся в руках, царапнув не много не мало — по рогу.  Задело и лицо — осталась длинная рана.
За такую наглость эльфа следовало убивать медленно, например, привязать и отрезать по кусочку, прижигая  плоть после каждой новой ампутации. Заскрис собирался обрубить ему пока ноги, чтобы далеко не убежал, и поразвлечься позже — когда закончит с женщиной, но в этот момент прилетела очередная стрела.
И угодила она в глаз.
Заскрис взревел от ярости, в один прыжок настиг лучника — тот теперь закрывал собой женщину. Боли дремора почти не чувствовал, и в некотором смысле боль была для него удовольствием. Он с чмявком вырвал стрелу с остатками собственного раздавленного глаза — после чего вонзил ее же полуоткрытый рот лучника, распарывая сначала мякоть языка и нёба, потом горло и слизистую трубку трахеи.
В этот момент стрела раскалилась добела. Еще сильнее запахло горелой кожей — знакомый  родной запах Мертвых Земель.
Заскрис ухмыльнулся. Наступил босой, но от этого не менее тяжелой ногой в то, что было лицом лучника. Пора было заняться тем  нахальным эльфом... но сначала женщина.
Заскрис видел ее лицо.
Слишком мало страха, слишком много решимости. Он разорвет ее голыми руками, или скормит ей плоть собственных же сородичей.
- На колени, смертная тварь! - провозгласил он.
В этот момент к запаху дыма примешался отвратительный — свежести, прохлады.... электричества.
Заскрис взвыл от досады, когда его ударило молнией. Но одного удара недостаточно, чтобы отправить кинмашера в Воды Обливиона. В нем прожгло дыру, и высосало магию, но еще успеет отомстить, прежде чем вернуться домой.

Кесалар, наконец, попал. И подписал себе этим смертный приговор, возможно, избавив от того же Арантаро. Альтмеры ожидали заклинаний, но дремора, ранее опьяненный лишь чувством собственного превосходства, свободы, силы, жажды крови, теперь еще и разозлился. Сложно было ожидать такую прыть от столь массивного, закованного в тяжелые доспехи существа, но даже низшие даэдра, как оказалось, умели удивлять.
Лучник успел отступить на шаг, машинально пытаясь защититься от удара луком, но даже поднять оружие на должный уровень не успел. Захрипел, тяжело оседая на землю.. Эленвен показалось, что она четко знала, о чем думал мер в последние мгновения своей жизни. Быть может, обман.. или ее врожденная чувствительность к Иллюзии, к более тонкому измерению плана смертных. Успел вспомнить семью, что ждала его на Алиноре, и с досадой осознать, что, по сути, защищать больше не способен. Слишком быстро, слишком бессмысленно – стрела не причинила даэдра серьезного вреда. Но лучше, чем Мореллон, - тот едва ли успел один раз ударить..
Эмиссар плавно попятилась, уверенно и напряженно переступая по неровной дороге, темнеющей от пока еще редкого дождя. Капли глухо врезались в черную ткань мантии, растворяясь в добротных волокнах, зарывались в волосы, пару раз попали на лицо и уши, позволяя ощутить водянистую прохладу. Силы стремительно покидали эльфийку, концентрируясь в переливающемся шаре, зажатом промеж ладоней, но виду Эленвен не показывала. Потом. Все потом.
Дремора прикрикнул на нее, угрожающе приближаясь. Голос глубокий, сильный, с рычащей хрипотцой в глубине пауз между словами. Он хотел видеть страх – ей самой хорошо было знакомо это чувство. И эльфийка боялась.. но, в первую очередь, она хотела выжить. Намерена была выжить. Эленвен давно привыкла к тому, что ее жизнь – достояние не столько ее самой, сколько Талмора, Альдмерского Доминиона, и ответственность, что была возложена на ее узкие женские плечи, она не могла бы передать никому из тех альтмеров, которых знала, хоть и глубоко уважала многих из них. Только сделав что-то самостоятельно, можно в полной мере удовлетвориться результатом, и никак иначе. С ее смертью Талмор в Скайриме потеряет слишком много.
Эленвен не боялась боли. Быть может, даже не боялась смерти. Достойнейшие умирают с честью, так, что их помнят веками, давая новым городам и храмам их имена. И смерть Мореллона и Кесалара была необходимостью, практичной и мудрой. Сотни пешек всегда жертвовали собой, укрывая своих цариц и полководцев, так было правильно, выгодно, так выигрывались тысячи войн. Рыба гниет не с головы, а с хвоста, не способного защитить голову.
Но увидев за спиной демона Арантаро – едва стоящего на ногах, согнувшегося от боли, обожженного, сжимающего в руках меч, - Посол поняла, что не хочет, чтобы он оставался в хвосте. И, тем более, чтобы погиб там, защищая ее.
- Через твой прах, отродье. – Эленвен практически зашипела на даэдра, зло щуря крупные золотистые глаза, как ядовитая змея, обозленная тем, что ее кольями выгнали из-под любимых нагретых солнцем камней. И не только потому, что решила излить на недруга всю свою ярость и горечь – должно было получиться достаточно убедительно, чтобы враг не обернулся. Не убил Арантаро.
Меч юстициара с мерзким хлюпаньем вошел глубоко в тело дремора, а стоило меру отступить, как Эмиссар выбросила вперед обе руки разом, погружая демоническое создание в его собственный маленький личный Обливион. Мало кто из смертных был способен пережить Грозовой разряд, впивающийся в бренное тело острыми клыками бесчисленных молний

В какой-то момент Эленвен почти поверила в то, что даэдра ударит и получится так, как писали во многих красивых легендах или сказках с грустным концом о самопожертвовании благородного героя, - они убьют друг друга. Но нет, зря эльфийка машинально отпрянула, закрывая голову руками, как будто это спасло бы ее от такого удара. Тяжелая клеймора, покрытая альтмерской кровью, дрогнула в руках рогатого демона, он пошатнулся, истошно не то вопя, не то рыча, и, в последний раз конвульсивно содрогнувшись, исчез, лишь на мгновение оставив после себя облачко рваного серого дыма. Глухо стукнув о камни, на дорогу упал эльфийский меч.
Все кончилось.
Эмиссар пошатнулась, глубоко и отрывисто дыша, но на ногах устояла, лишь наклонилась, жадно хватая ртом воздух. Ухоженные пепельно-льняные волосы растрепались, спутавшись на острых ушах, несколько влажных прядей прилипли к лицу. Дождь усиливался. Можно быть хоть трижды высоким эльфом и могущественным магом – на множество сильных заклинаний подряд тебя все равно не хватит, выше головы прыгнуть не получится. Можно быть хоть трижды Послом, Эмиссаром и высокопоставленным служителем Талмора – угодив по дороге в засаду, ты будешь сражаться так же, как любой другой случайный путник, альтмер, каджит или норд.
Можно сколько угодно горевать о мертвых – к жизни их это не вернет.
«Арантаро!»
Встрепенувшись, Эленвен судорожно скользнула взглядом по примятой жухлой траве, машинально избегая окровавленные трупы двух солдат, и, найдя то, что искала, подбежала к магу, чудом ни разу не споткнувшись, – ноги не слушались. Потакая собственной физической слабости, она упала на колени рядом с юстициаром, занятая лишь одной мыслью, одним желанием – найти его живым. Изящное талморское одеяние, пошитое из дорогой и плотной ткани, отделанное золотом, истлело, смешавшись с почерневшей кровью, расплавились металлические застежки, затерявшись где-то в этом пугающем месиве на груди и животе эльфа. Но он дышал, хоть и каждый вдох наверняка стоил ему немалых усилий.
- Юстициар.. Арантаро.. – Посол боялась даже прикоснуться к меру, не уверенная в том, что это не причинит лишней боли. Эленвен не была целителем. Даже алхимиком не была. Она прошла Войну, участвовала в сражениях, видела поражения и победы, но только сейчас, через почти тридцать лет со дня подписания Конкордата, впервые оказалась один на один с раненым альтмером. И впервые за долгое время чувствовала себя беспомощной слабой женщиной – даже все зелья, которые они взяли с собой в путь, остались в седельных сумках невесть куда ускакавших лошадей. И что вся та власть, все те связи, знания, достижения, планы? Какой от них смысл, если уже немолодая эльфийка понятия не имела, что ей делать с раненым сородичем?
Уныние вкупе с накатившей в полную силу усталостью удержали Эмиссара на месте – хотя она итак не была уверена в том, куда бежать и что делать, - и эльфийка немного отклонилась назад, прикрывая глаза, подставляя лицо дождю. Сильная, гордая, хитрая.. Лучшие политики не обязаны быть опытными воинами, уметь выживать в любых, даже самых экстраординарных ситуациях.. и она пренебрегла тем, без чего сейчас оказалась абсолютно бесполезна. Казалось бы, все правильно: опасность миновала, на ней не осталось ни одной царапины, кони наверняка не убежали далеко и до Посольства меньше суток пути.
Но удовлетворения от этого почему-то Эленвен не чувствовала. Она вообще не была уверена в том, что чувствует, особенно при учете того, что большинство из подходящих в таких ситуациях эмоций привыкла отвергать, пресекать на корню, считая признаками слабости.
Она не могла себе позволить быть слабой.

Арантаро был жив, и Эленвен, трезво оценивая силы собственного пусть и выносливого, но простого смертного тела, могла позволить себе короткий отдых. Прикрыла глаза, глубоко и медленно дыша, слушая, как бьется собственное сердце. Она чистокровный альтмер, она, как никто другой, близка к источнику первозданной магии, оставленной им самим Магнусом. Силы восстановятся быстро. Холодные капли барабанили по коже, заставляя жмуриться, катились по шее, теряясь в черном вороте. Хриплое болезненное дыхание юстициара растворялось во вкрадчивом природном шелесте, с которым дождь бродил по траве, камням, листве массивных деревьев. Небесная вода смывала кровь, будто заставляла вдохнуть глубже, кусая мышцы напряжением свежей прохлады, успокаивала, изредка напоминая о материальной реальности глухими и редкими раскатами грома.
Шел дождь. Так, как он шел сотни и тысячи лет назад, долгие века до того, как первые их предки ступили на эту землю. Так, как он будет идти даже тогда, когда не останется ни одного из их потомков. Дитя вечного ритма мудрого круговорота, впитавший в себя миллионы смертей и неосознаваемое количество слез людей, меров, зверорас.. Шел, унося с собой боль и тревогу, даруя покой – обманчивый, временный для тех, кто не был способен познать невозмутимость того, что вечно. И даже, наверное, тогда, когда каждый из них избавится от своего бренного тела, вырвется из тюрьмы Старого плана, обретет понимание и собственными глазами увидит великих аэдра, дождь будет слушать, как всегда слушал, впитывать и уносить с собой, сохраняя в своей сущности, но ничего не ответит.
Альтмер неожиданно заговорил, и Эленвен приоткрыла глаза, беспокойно глядя на него. Она ничего не понимала в исцелении, но достаточно наблюдала целителей Доминиона, чтобы знать, - больным нужен покой и нежелательно разговаривать, стоит беречь жизненные силы для более важных вещей. Эльфийка даже набрала в грудь воздуха, чтобы велеть юстициару молчать – не попросить, а приказать, как она привыкла, - и замолкла сама, встретившись с ним взглядом. Несмотря на боль и усталость, глаза мера были ясными, яркими, какие обычно бывают у молодых, полных сил для того, чтобы жить дальше. У тех, кому есть, ради чего жить.
Эмиссар моргнула, не сводя взгляда с перепачканного кровью, грязью и копотью острого лица альтмера. И молчала до тех пор, пока дрожащие пальцы юстициара не коснулись ее собственного лица, заставив мелко вздрогнуть, выйти из оцепенения. Будь Эленвен моложе лет на сто, она наверняка отпрянула бы от руки, вспыхнув до кончиков острых эльфийских ушей, замешкалась бы, пытаясь подобрать подходящие слова в ответ.. Но то время прошло. Кокетливые взгляды из-под пушистых ресниц, надменные ухмылки и снисходительные жесты изящными тонкими пальчиками, девчачья непосредственность и сдержанное смущение молодой леди, чувствующей себя виноватой лишь в том, что на слова любви не может ответить взаимностью.. И вызывающая дерзость, и непомерная гордость, и искреннее непонимание в ответ на упреки. Все в прошлом. Она давно уже не была девочкой, давно привыкла к мужскому вниманию, красивым ухаживаниям и необоснованным претензиям.
Разумеется, она знала. Невозможно было не заметить взглядов, которые юстициар так старательно прятал, юношеского смущения в его жестах, того трогательного упорства, с которым он снова и снова попадался на глаза Первому Эмиссару, удивительным образом при этом умудряясь ей не надоедать. Он был далеко не первым и наверняка не последним, абсолютно точно не единственным, даже если брать во внимание один только гарнизон талморских солдат в Посольстве. Эленвен знала себе цену. Знала, что хороша собой и весьма привлекательна, что ее фигура, облаченная в красивую в самом эстетическом смысле этого слова форму, притягивает взгляды. Но с тех пор, как она перебралась в Скайрим, никто из окружавших ее служителей Талмора не пытался за ней ухаживать. В конце концов, они прибыли с иной целью, и кому, как не Первому Эмиссару, должно было быть сосредоточением, центром их многогранной деятельности.
И Арантаро ведь не ухаживал. Он просто следовал за ней везде, где она позволяла ему, снова и снова показывая себя самым верным из подчиненных ей альтмеров. И еще красноречивее затуманенных чувствами взглядом юстициара были медовые улыбки его брата, Второго Эмиссара Атериона, который будто считал, что видит очевидные вещи лучше, чем Эленвен.
Мужчины..
- Тс-с.. – наконец, отозвалась Посол, мягко накрывая ладонью руку эльфа, чтобы погладить, ответить не на слова, но на чувства, в них вложенные, а затем – сжать пальцами запястье и, отстранив от себя, бережно уложить на траву. – Не надо сейчас. Вам нужен покой. Я.. попробую найти помощь.
Мягко проведя ладонью над телом Арантаро, Эленвен одарила мера заклинанием Успокоения и, заставив себя напрячься, поднялась на ноги. Мантия, не рассчитанная на долгое пребывание под дождем, промокла и неприятно липла к телу, давила на плечи. Стоило попробовать найти лошадей.. Дождаться кого-нибудь.. Проследить, чтобы дикие звери не добрались до беспомощного юстициара..
Стоило привести мысли в порядок.
Показавшийся на дороге путник на телеге стал для альтмеров настоящим спасением. Это был уже немолодой норд, который остановил коня, когда к нему подошла незнакомая эльфийка в одеянии талморского чародея, и внимательно выслушал ее, недоверчиво косясь и почесывая грязными ногтями недельную щетину. Эленвен не думала о том, как мерзко и унизительно просить помощи у какого-то местного крестьянина, явно не пренебрегающего бутылкой хорошего меда по вечерам. Если такова была воля Ауриэля – именно этому норду в это время появиться на дороге – значит, не простым смертным спорить с его провидением. Человек, к счастью, не узнал в уставшей остроухой Первого Посла, и соблазна обезглавить всеми ненавистный Талмор у него не возникло, тем более что Эленвен не преминула использовать Успокоение и на нем.
К тому моменту, как норд остановил повозку недалеко от того места, где лежал Арантаро, и спрыгнул на увлажненную дождем землю, из-за поворота показался талморский патруль. Все как положено – двое солдат и один маг. Маг ехал верхом, солдаты шли позади, ведя под уздцы не только своих лошадей, но и хорошо знакомых Эленвен Звездную Ночь и двух кобыл, оставшиеся без хозяев. Поприветствовав опешивших меров кивком головы, Посол сперва присела рядом с Арантаро и мягко погладила его по волосам, спутанным и мокрым, убеждаясь в том, что хуже дела мера за это время не стали, и напоминая ему самому, что она рядом, никуда не ушла, не бросила его, хотя, наверное, так было бы даже правильно, и только потом передала юстициара в руки его коллег и норда. Везти решено было на повозке, к счастью, местный житель оказался не против. Быть может, надеялся на благодарность Талмора. Сперва эльфы и человек уложили на дно повозки Арантаро, затем – тела Мореллона и Кесалара, накрыв их обоих одним плащом. Садиться рядом Эленвен не стала – норд намекнул на то, что конь у него не самый выносливый, и что она может и верхом следом ехать. Спорить не хотелось, а возглавлявший патруль маг оказался немного целителем и гарантировал, что до Посольства раненый точно дотянет, а там уже он попадет в заботливые руки Араннелии, которая, как известно, способна творить чудеса.