Сколько это уже продолжается? В смысле, если попытаться восстановить замысловатую цепь событий, – мужчина не сомневался – и время станет по струнке. Вот только струнка эта грозила грубо оборваться в ближайшее же время.
В Фолкрите оборотню стоило схорониться, ему требовалось бы держаться подальше от Братства в течение неопределенного времени. Не хотелось, чтобы свои выведали: с темным братом в последнее время творится нечто из ряда вон выходящее. Он бы и сам хотел поведать о нелегкой своей ноше, однако не стал, посчитав  долгом разобраться с очередной прихотью Владыки самостоятельно.
Поутру тихо покинул Убежище, взяв с собой только котомку с кое-каким скарбом да верный охотничий нож, чья  березовая рукоять была перевязана перетертой оленьей кожей, чье лезвие напоминало крупное паучье жало - короткое, но острое. Последние обращения помнились сквозь морок, в кровавом и тяжелом тумане, будто всполохи крови, боль в груди приходила раньше осознания невыносимой жажды, пальцы начинала бить дрожь, а зубы стучали как от холода. Иногда ничего не происходило, а ложное обращение напоминало приступ неизвестной болезни. И похожее произошло прямо на деле, чуть не лишив бывалого убийцу заслуженных привилегий и места в братстве. Чудом он скрылся в ночи тогда и добрался до скраденной корневищами, брошенной берлоги, где и пролежал в бреду, как помирающий, до утра. Разумеется, такого раньше никогда не происходило. Зверь в нем – хитрый и искусный охотник – стал вдруг до невозможности непредсказуемым. Кровь теперь манила, лишая осторожности, а те, кто много лет представлялся друзьями и верными соратниками, стали напоминать ополчившееся вражье. Сойти с ума или задрать кого-то из братьев Арн не хотел и не мог…
И представить себе было нельзя, как подобное скажется на Астрид. Пусть уж все остается как есть, даже если придется исчезнуть на некоторое время. Жажду крови и плоти братья не осуждали. Зверь должен охотится даже тогда, когда под рукой нет ни одного подходящего контракта. Вылазки уже никого не удивляли.
«И в этот раз, - надеялся норд, - ничего не поймут!» 
Он был далек от истины. Искать его стали уже на следующий день, так как жена всяко располагала списком контрактов своего «подопечного», который решил «исхитриться». Но все это не столь важно…Поутру оборотень ушел и двинулся по главной тропе к Фолкриту. И знал, куда шел… Ему впервые жизни хотелось встать на колени и с горечью в голосе извиниться, пусть перед даэдра, но сделать это от души. О последствиях оборотень не ведал. Не умел думать наперед, дурной.
…Кое-какие сведения о том, что стоит делать, у норда имелись. Он не надеялся, что снятие проклятья окажется делом, не требующим колоссальных усилий, однако, в самом же деле, не хотел расставаться с даром Владыки так просто: только из-за того, что зверь стал терять контроль. Здравомыслие же, всплывшее в те дни огромной тухлой рыбиной, нещадно навалилось на все прочие чувства и мысли, перебив блажь и прихоть. Тоска! Но выход все ж нашелся! Кольцо – проклятое кольцо! Один из братьев, с которым Арнбьёрну посчастливилось перекинуться парой слов в Висельной Скале, поделился, как хотел бы поправить свое шаткое положение, говорил до того, как его косматую голову насадили на коловорот. Все дело было в кольце Хирсина. И Арнбьёрн, подготовившись, уже знал, где его найти. И нашел, вытрясти сведения из пары лесных жителей-изгоев не составило и труда. Бедняги были слишком голодны и слишком несведущи в том, кем являются настоящие оборотни, а не жалкие шавки типа тех, что по несколько месяцев гниют в клетках. Скромное святилище было окроплено кровью. В крипте кружил рой мух, кое-где запах скрадывали травяные настои, подогретые, странного цвета. Подобных декораций Арн никак не ожидал. Но не жить же ему было в этом причудливом месте! Он взял кольцо как собственник, без лишних раздумий натянул его  на мизинец и был таков. Даже не тронул  странных поклонников бога. Они, впрочем, не собирались проявлять агрессию. Безумцы!
После  драгоценного приобретения стало немного легче. Норд, обрадованный подправленным «здоровьем», выдвинулся, отпраздновав долгожданную победу в ближайшем же кабаке, обратно. Долгое время ничего странного не происходило, похоже, что слухи не лгали. Однако иная сторона полученной «медали» дала знать о себе подло и неожиданно: средь тихой зимней ночи, а позже уже не отпускала ни на день. Не выдержав новой волны приступов, разъяренный оборотень ушел искать прощения. Понял, что это необходимо.
Как бы то ни было: человек предполагает, а боги располагают…Особенно если это касается даэдра! Появления Владыки стоило ждать в густом фолкритском лесу, в том не было сомнений. Но где и когда именно? Чтобы не вызывать подозрений и спокойно собирать информацию, а то было для оборотня несколько в новинку, Арнбьёрн поселился на пару дней в таверне. Денег при нем почти не водилось, да и внешний вид не предполагал наличие несметных богатств – жалкая рвань, волосы спутаны, рубаха драная, борода в крошках. Обычный бродяга, который, ко всеобщему удивлению, настойчиво стал требовать возможности поработать. Лишних проблем Арну только не хватало, а как норд он знал, что соотечественники верят лишь тем, кто трудится. Вскоре примут за своего, и ряд городских слухов непременно заденет нового члена общины. А тогда!...Держись, честной народ! Он непременно встретится с Владыкой! План не превратился в наваждение, нет, однако новые приступы неописуемо беспокоили оборотня. Он не сходил с ума, тем не менее каждый раз будто бы смотрел на себя со стороны, а после подолгу приходил в себя, восстанавливая утраченную часть событий. Тело почти не слушалось. И в тот самый момент, когда сомнения уступили место святой уверенности в достижении цели, произошла трагедия, тут же перебудившая весь городок. Осенние мухи, до этого без воодушевления вскапывающие редьку и капусту, прозябающие в жалкой таверне, оживились, и вот уже каждый имел непосредственное отношение к несчастной малышке, чьи останки нашли неподалеку от города.
Во-первых, что девчонке понадобилось ночью вне дома? Во-вторых, сам Арнбьёрн почти не помнил произошедшего, когда обнаружил себя, знатно помятого, с заплывшим глазом и с железистым вкусом собственной крови во рту, в «яме», о которой и без того был наслышан. Тогда-то осознание реальности пришло пугающе быстро. Вот и все! Подробностей не последовало, но результат чувствовался.
«Колечко – по-детски пробурчал голос в голове, - вышло на крылечко».
Суда не было, и немудрено, что тут рассуживать, когда все ясно как белый день: девочке оторвали голову, оторвал этот, что работал на лесопилке, этот, что сейчас в яме, этот, что оборачивается зверем.

«Этот», тащемта, даже присесть не мог, в голове гудело, будто бы накануне гуляли, а вокруг было сыро, воды по щиколотку. Впереди – решетка с тяжелыми, чугунными прутьями. Такие не погнешь толком. Кольцо не сняли, а зря…Вероятно, если бы еще один несчастный решил его надеть, Хирсин переметнул свое исключительное внимание в сторону ни о чем не подозревающего смертного, каких гонял в собственных угодьях забавы ради. То и дело за решеткой возникали лица и взгляды – изучающие, бегающие и осторожные, городские не решались прикасаться к решетке или просовывать сквозь прутья руки или головы, чтобы кинуть в заключенного чем-нибудь и получше рассмотреть его, соответственно. Подперев спиной стену, Арнбьёрн сложил руки на груди и попытался устроиться на едва выступающем из каменной кладки ободке из плотной глиняной массы. Правда, к вечеру вода поднялась, и убийца лишился единственного удобства. А люди все приходили. Зашел и местный жрец с кладбища. Арн уже видел этого сухого - мертвое дерево - альтмера с глазами, обведенными черняками, так, мельком, но теперь эти глаза неустанно наблюдали за вервольфом, к счастью, недолго.
Потом было тихо...Слишком тихо. Еды не давали, а воды было вдоволь. Владыка – точно неустанно следил за происходящим – посылал дикие головные боли, приступы, но не пробуждение зверя. Это походило на клетку больше, нежели «яма».  В Висельной скале, припомнилось Арнбьёрну, все было куда хуже. Ни тебе студеной колодезной водички, ни свежего воздуха и неба над головой. Только грязь, холод и беспричинное стегание «Искрами». Оборотень поморщился и поменял ногу, которую держал согнутой и прижатой к стене.
Эхом разнесся звук отворившейся двери. Послышался дребезжащий голос тюремщика. Неприятный тип. А ведь не норд – имперец, однако и понятия не имеет о том, что отличает человека от свиньи. Долго ждать не пришлось: «по ту сторону» оказалась данмерка, и ее явление заставило зверя с подлинным удивлением изогнуть бровь и скривить рот с посиневшими от долгого пребывания в холоде губами. Она заговорила. Голос этот лился не хуже весенней песенки соловья, во всяком случае, сразу чувствовалось  отличие его от того неясного бормотания, что оставляли после себя местные.
- О! – усмехнулся подошедший опасливо к решетке оборотень.
- Думай, о чем просишь, глупая женщина! – Фыркнул он тут же, просунув руки сквозь прутья и скрестив их на горизонтальной перекладине, что шла чуть ниже уровня груди.
- Они дают по десять септимов за то, чтобы посмотреть на меня, а сколько содрали с тебя? Неместная… – он шумно вобрал носом воздух и снова фыркнул по-собачьи, проведя мозолистыми пальцами по шершавой поверхности чугунной полосы. В неясном свете, что царил в темнице, блеснуло серебряное кольцо Хирсина.
- Ну что ж, - по-свойски, не дожидаясь ответа, забухтел норд, - если ты пришла не вредить мне, то…Что у тебя на уме?

Отредактировано Arnbjorn (2014-01-20 18:35:21)

Норд, состроив непередаваемую по своему скопищу эмоций  мину,  лениво отвернулся, точно решил еще немного подумать над выслушанным предложением данмерки. Ему определенно нравилось то, что пришел кто-то, из чьего рта не вылетают пустые проклятия и угрозы,  плевки и насмешки, но то, что этот некто желает разобраться в произошедшем так напористо…Нет!  Сомнительная перспектива исповедоваться Арнбьёрна ничуть не привлекала. Для подобного обращения оборотень был слишком горд. Он отошел от решетки, аккуратно высунув руки и переведя взгляд на проклятое кольцо, которое вместе с хозяином тут же исчезло в темени с  пляшущими по стенам и водной глади отблесками, будто загнанные в ловушку бабочки.
- Да, - прогнусавил мужчина, вытянув руку перед собой, чтобы лучше рассмотреть серебро, - это ты удачно подметила. Но и не удивительно! Вещи больных тоже не трогают, а ну как заразишься тоже…Боятся, почему же еще! Все тряпье уже сожгли, наверно, чтобы ничего дурного не произошло. Мало ли… - он рассмеялся нервно, хрипло, представив себе, как рубаху, сапоги, котомку с нажитым барахлом  с благоговейным  ужасом, пользуясь при этом какой-нибудь длинной палкой, сгребают в костер, а образовавшийся дым пытаются отвадить от полета в Фолкрит. Ничего подобного, разумеется, не происходило, жители, какими бы ни были религиозными и опасливыми, цену себе знали и идти на поводу у жалких суеверий не решились.  Смех, похоже, привлек внимание тюрмещика. Когда тот  подошел ближе, мужчина прекратил смеяться и стиснул зубы, снова собрав лапищи на груди, чтобы никто больше не углядел кольца.
Проглотив вместе со словами имперца собственный ответ на весьма  логичный вопрос мозговитой данмерки, Арнбьёрн вперился в лицо стража, которое  горело нездоровым интересом.
«Не удивительно, на такой-то сальной роже!» - подумал Арнбьёрн и уж хотел как-то отреагировать на слова верного сторожа, когда за него это сделала девушка. Последняя же буквально изменилась лице.  Если еще недавно она чуть ли не подрагивала молоденькой осинкой, готовая в любой момент сотворить нечто необдуманное, – оборотню думалось, что то обязательно окажется скорый побег из темницы, – то теперь собралась, будто обросла невидимым, но осязаемым панцирем, который заметил и жалкий тюремщик тоже. Глаза буквально метали искры, и вскоре к ним присоединились и  руки…Но до кровопролития так и не дошло. Едва заметив знакомые до боли «Искры», Арнбьёрн прижался к каменному выступу, скрывшись за ним наполовину, однако знал, что, если магичке взбредет в голову метнуть в «яму» заклинание, от заключенного останутся тлеющие угольки. Уж больно опасно играть с молниями вблизи воды!
Почувствовав неладное, тюремщик решил не испытывать судьбу, он попросту отступил, поджал хвост, наконец-то прожевал свою скудную закуску и даже не надумал обласкать девицу красным словцом. Просто испарился. Норда подобное стечение обстоятельств позабавило. Он снова подошел к решетке, однако руки вперед уже не протягивал – берег колечко.
- Как недальновидно, женщина… - захрипел он, после откашлялся в кулак: все же влажность жить спокойно не давала, оборотень ты, норд или еще кто-то, все равно. Водица - удел аргониан.
- Убивать стражу, угрожать страже…Да кто из нас должен сидеть в этом колодце? – вопрос был риторическим, поскольку мужчина тут же продолжил – лениво, в своей манере, даже будто бы и без интереса.
- Да что тут рассказывать? Думаю, местные уже состряпали историю о маленькой девочке и безумном звере. И не так-то они далеки от правды, кусочек. Эта малолетка на потеху даэдра вылезла из дома в ночь. Не с парнями тискаться, ей было лет восемь, и мамашка ее загоняла так, что детенок до скончания века должен был бояться всего, что видит. - Конечно, Арн преувеличивал, не думал, что та имперка всерьез желает ребенку зла, однако, как и многие жители Фолкрита, видел, насколько дурной у родительницы нрав. Женщина напоминала ему первую жену.  – Но это все чушь!
Он отмахнулся, будто бы на том и намеревался завершить знакомство со спесивой данмеркой. Выждал многозначительную паузу, хитро сощурив глаза, и снова открыл рот.
- Умную вещь тебе скажу: оборотень не убьет просто так, если он, само собой, не жалкий дикарь. Ради мяса, да, ради крови, но он хотя бы осознает, что и когда ему нужно. А тут вышло что-то из ряда вон выходящее…Зверь стал выходить наружу не тогда, когда мне того хотелось. Днем, утром, когда я спал, ел - в таком духе. Владыка Хирсин решил вмешаться в мой не особо интересный поход до его святилища и обратно. Не понравилось ему, что я без спросу таскаю его цацки на себе. – Оборотень осекся и поджал губы.
«Проболтался, цыпленочек! Давай-давай, что же ты придумаешь дальше…» - да, признаться, своим поведением Арн остался недоволен. В его планы не входило посвящать  какого-то из любопытства забредшего в темницу данмера  в свои дела. Он полагал, что во время пресловутой казни Хирсин даст возможность сбежать, когда никто другой даже о не посягнет, примет за изголодавшуюся шавку, того, кто боится смерти. А братья, присягнувшие на верность Отцу Ужаса, не боятся ее холодных лап. Да и волков стоит опасаться даже после их смерти. Отрубленная голова  может укусить…
Однако за несдержанность  Арнбьёрн был готов  снести и несколько зарядов «Искр», надо держать язык за зубами, в конце концов. Поразмыслив немного над дальнейшим поворотом  рассказа, мужчина закинул голову вверх и прислонился спиной к все тому же выступу, который был даже чуть холоднее воды под ногами. В глаза ударил свет, льющийся сквозь массивные перекладины. Замок на решетке, впрочем, виднелся и отсюда казался норду недосягаемым.
- Кольцо, как ты, должно быть, догадалась, женщина,  принадлежит Хирсину. Я как раз искал Владыку, когда навстречу мне выпрыгнула эта девчонка. В смысле, проклятье… - от досады он стукнул кулаком по каменной кладке, пальцы заполнила освежающая боль, а на коже появились красные отметины, -… Я знаю, что Хирсин ждет охотников в этом лесу. Неподалеку. Кто-то говаривал мне, что совсем рядом с городом, в облике огромного белого оленя. Я хотел вернуть ему кольцо, чтобы он оставил меня в покое.
Закончив говорить, вервольф глянул на данмерку снова. Во взгляде читалась настороженность, хотя он все рассказал, за исключением деталей, которые относились непосредственно к блажи, к прихотям, на которые повелся Арнбьёрн, рискнув утащить кольцо. Норд стянул серебро с мизинца, металл легко соскользнул, будто и не держался между фалангами, хотел уйти. Зажав украшение между большим и указательным пальцами,  заключенный, наконец, показал причину проблем  магичке. Теперь стала отчетливо видна грубо вырезанная волчья морда.
- Могу отдать тебе его. Попытай счастья… - мужчина осклабился, вероятно, не желал обманывать, но выжидал, рискнет ли принять его «подарок» девушка.

Отредактировано Arnbjorn (2014-01-09 22:25:47)

- А не много ли ты вопросов задаешь, кусочек? – не без усмешки протянул Арнбьёрн. Его тон эльфийки насторожил, но не боле. Не верилось, что это тщедушное создание сможет хоть что-то сделать.
Отдать кольцо на полном серьезе? Еще недавно оборотень был готов нести это бремя самостоятельно, столкнуться с собственной гибелью  в искусных руках палача или всепоглощающих объятиях ритуального костра – смерть его не страшила. Страшило предназначение Зверя, которое самого смелого да вынудит  отступиться от человеческой жизни и скрыться в лесах, подобно остальным. А уж дальше что…Какие невзгоды придется перенести тогда? Нет, лучше оказаться в охотничьих угодьях Владыки как можно скорее. Женщина сама справится, ее смерть соратника и любовника, может, и поразит, но не уведет с выверенной тропы убийцы. На то она и Хозяйка Убежища. Рассудив так жестоко, не подумав,  вервольф лишь хмыкнул на предложение охочей до приключений данмерки и отдал кольцо, даже не коснувшись чужой ладони пальцами.  Затем отошел на два шага, взболомутив спокойную колодезную воду, от которой уже сводило икры. Смотрел так же зло, дико, как поглядывал на каждого, кто смел лезть не в свое дело и вкладывать в руки  стражника по десять септимов, дабы вдоволь наглядеться.
Имперец задал вполне очевидный вопрос, а вот слова недавней авантюристки стали походить на сухое предложение о взаимной выгоде. Но ее поза, ее насмешливый тон явно давали понять, что все не так уж и просто, как кажется. Пускай поводит нерадивого тюремщика за нос. Молодчина!
Мысль о скорой смерти уступила место непередаваемому желанию жить. Бежать! На свободу! В лес, в горы, к морю – куда угодно, лишь бы покинуть осточертевшие своды темницы и вдохнуть поглубже,  задрать хоть неповинного ни в чем кролика.
- Да только попробуй, отродье даэдра! – взвился оборотень, оскалившись напоказ, стражник даже насмешливо вскинул бровь…Незадолго до своего глухого падения. Удар массивного тела о каменный пол показался почти неслышимым на фоне общей радости.
Арнбьёрн, вызвав своим приближением звонкие водяные брызги, оказался у решетки и с удовольствием уставился на перекошенный от недоумения рот стражника, на струйку слюны, что потекла на грязный пол.
- А ты открой клетку, узнаешь, хочу я тут сидеть или нет. Признаю, был у меня план, как бежать, да не все в нем выглядело так складно, как у тебя.  – В так называемом «плане» и вправду не было и половины той изобретательности, которую продемонстрировала девушка: заключенный собирался дождаться ночи и попытаться обернуться,  прекрасно зная, что в поздний час над колодцем никто не стоит; сбить замок когтями и выбраться наружу, а там и махнуть в лес – только его и видели. Но Хирсин уже давно молчал, не внимал даже самой отчаянной мольбе, потому и пресловутое обращение грозило оказаться обычным ничем.
Избавившись от первой порции вполне обоснованной радости, оборотень, просунув нос сквозь прутья, принялся наблюдать за заключительной частью своего освобождения, мысленно подгоняя юную злоумышленницу к поспешным и точным действиям. Как Астрид его в свое время…
Раздался железный щелчок и  прутья двинулись в разные стороны. Арнбьёрн поспешил отойти, чтобы дать клетке уйти без промедления, но уже вскоре выбрался, аккуратно ступив босыми ступнями на каменный пол, и огляделся встревоженно, будто бы из «ямы» за ним мог выскочить еще кто-то.  Но в особой камере все так же беззаботно плясали блики-бабочки – их чужие проблемы, тем паче, побег, не беспокоили. Вода снова сделалась спокойной, и даже с плохо освещенного  поста тюремщика сквозь нее просматривались мельчайшие трещины каменной кладки и решетки, нависающей над самим отверстием колодца, зияющим непроглядной, черной дырой.
Перво-наперво Арн решил во что бы то ни стало разобраться с уродским надсмотрщиком, заранее предчувствуя приторно сладкий вкус жирного мяса и таких же больных органов, но удержался уже тогда, когда чуть было не схватил безучастное к локальному безобразию тело за горло. Мотнул головой, привел мысли в порядок. Из «ямы» за оборотнем тянулась цепочка мокрых следов -  ноги до сих пор неприятно сводило, а губы непроизвольно дрожали.
Пока данмерка возилась с сундуками, норд будто бы сбросил с себя последнюю холодную судорогу и успел вовремя поймать один из найденных  соучастницей плащей. Объяснять десять раз ему было не нужно. Время в подобной ситуации – та еще роскошь.
- Зря недооцениваешь стражу. На одного подобного дурака,  – он пальцами ноги толкнул тюремщика в бок, - как правило, находится десяток бравых ребят, я знаю, о чем говорю. Но им ничто не поможет… - зловеще протянул оборотень и криво усмехнулся.
Арн быстро набросил плащ на плечи и закрепил его при помощи грубой металлической броши, сквозь которую был продет край плотной шерстяной ткани. На голову тут же был водружен капюшон. Уж белая как снег голова пагоды в побеге не делала, как и свирепая рожа, которая многим запомнилась. Сапоги тоже натянул, но с большим усилием - не лезли, отчаянно не лезли, да и уже после пары пробных шагов так же отчаянно терли задубевшие пятки.
Решив сразу расставить все точки в столь странной ситуации, Арнбьёрн резко схватил эльфийку за руку. Не было в его действиях ничего опасного, однако вышло грубо, будто бы рядом находилась не спасительница, но мешок с картошкой. По-другому, увы, не умел.
- Слушай сюда, кусочек, может статься и так, что Владыка Хирсин предвидел все это, и то, что кольцо у тебя, – тоже знает. Помни об этом и тогда, когда по его милости я обернусь волком и смогу хоть любимой жене разодрать горло.
«Тьфу! Речи ты толкать мастак, мастер Болтун!» - мысленно ущипнул себя норд и отвел глаза от девушки, чтобы выбрать объяснение приземленнее и проще.
- Короче, Хирсин своими пешками верховодит только так, так что будь начеку; когда выберемся наружу – все будет в его власти. Ясно? Да вроде ты и не глупая! – он отпустил руку и первый метнулся к выходу.

Хоть времени изучить место своего заточения у пленника не было, да и возможностей, чего уж скрывать, тоже, примерно представлял Арнбьёрн себе, как устроены темницы, куда лучше не сворачивать, а какие предметы что символизируют. Часто посылали его устроить славную встречу с Ситисом и тому, кто решил спрятаться от долгов и прочих обязанностей за прочными прутьями из чугуна.
Выбравшись за дверь, но постаравшись придать шагам размеренность, как в самом обыкновенном случае, Арн огляделся. Свет горел неясно, кое-где виднелись косые тени стражников.  Оборотень, втянув воздух поглубже, двинулся в выбранном направлении, искренне надеясь, что девица не решит в самый распоследний момент выкинуть «что-нибудь эдакое», как со стражником.
Вмиг распрощавшись с окрыляющим чувством свободы, которая хоть уже и чувствовалась в полной мере, крылась за стенами проклятой темницы, мужчина зашагал уверенно, но не быстро, как посторонний, как посетитель, кто угодно, но не только что освободившийся пленник.  Последний пост находился перед парадным – если такое применимо к столь пропащему месту – входом, за небольшим покосившимся столом преспокойно перебрасывались простенькими историями стражники.  Окинув взглядом обоих, но без интереса, они вернулись к своему обсуждению. Норд толкнул дверь и смог ощутить, как давление стен спало, как раскрылся перед ним тихий, захудалый городок, где все уже, кажется, позабыли о недавней трагедии.
За дверьми казарм злоумышленников встретила душная, но  ясная ночь. Все вышло в лучшем виде!
- Как я уже говорил, - начал оборотень тихо,  - Хирсин бродит неподалеку в облике белого оленя. Я его не видел, но не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться: Владыка охоты вряд ли изберет  в виде своего места обитания или прокорма городские предместья. В лес надо пехать, кусочек, в чащу!

И только тут глаза мужчины с ужасом распахнулись до мыслимого предела. Взгляд неожиданно нащупал и будто бы не вынес встречи с тем, что дарило в столь поздний час свет. Луна. Огромная, как...Нет, сравнивать бесполезно!

Отредактировано Arnbjorn (2014-01-13 22:00:36)

Арнбьёрн был и сам от себя не в восторге. Щемящее  чувство засело в груди, хотя первым делом обычно сходились не ребра, наоборот - сердце грозило выпрыгнуть за кости, разорваться, стукнувшись о природную клетку, в которой ему наказано находиться.  Наказано богами, а их слово, как ни крути, все еще что-то да значит на смертном плане,  на Нирне, несмотря на многочисленные происки даэдра, к которым вполне разумно причислить и ликантропию. Зверь внутри может разорвать своего носителя еще до того, как чужому взору откроется чудовищная волчья морда.
Арн боялся так умереть, а потому даже самая незначительная боль в груди воспринималась им куда серьезнее, чем  стоило бы ее оценивать. Для кого-то – так, пустяк, но не для оборотня. Засмотревшись на духов Нирна, мужчина едва успел стряхнуть с себя проклятое наваждение, которое заставило его так ошалело пялиться на луны.
-Тьфу! – буркнул он в сердцах и поддался, побрел за данмеркой, надеясь, что владыка не заставит их остановиться в городе. Сколько же будет шуму! Тогда, должно быть, местные не станут ждать назначенного дня, а растерзают тушу чудовища прямо по пути, подручными средствами, кто как умеет. И забудут еще быстрее, чем  о смерти несчастное девочки. Ее сладковатый привкус до сих пор дерет глотку. Ибо это единственное, что Арнбьёрн ел в течение последних нескольких дней, находясь в «яме», - детское мясо.
- Да, где спригганы - там  только трупы дровосеков.  Местные не шибко-то любят беспокоить духов леса. – Неожиданно умная мысль озарила  беспорядочное течение под черепной коробкой, и норд прибавил шагу.  Ему следовало бы успокоиться, повиноваться судьбе и тому, что может сделать со злоумышленниками сам Хирсин, не рассуждать особо много о тех созданиях, которые встретятся в лесу, цель была ясна, как образ Массера в эту тревожную ночь полнолуния – найти и убить белого оленя.
Эльфийка ступала удивительно легко, будто бы никогда толком не ходила по земле, а все больше пританцовывала, в то же время норд, ссутулившись, задернув получше плащ, хотя было  довольно душно, двигался так, точно на плечи ему кто-то давил со страшной силой. Вот миновали пост у главных ворот. Всего пара стражников, которые, как и те, что находились в казармах,  одарили незнакомцев короткими взглядами, для приличия посветили на удаляющиеся фигуры факелом, но больше ничего.
«Кажись, не признали!» - с облегчением подумал оборотень,  однако расслабляться и не собирался, поглядывая поочередно то на держащую полу плаща руку с набухшими венами, то на идущую впереди девушку. Пока ничего не происходило. Неясный шорох города с его скотом, приблудившимися под вечер жителями и усталыми стражниками, заступившими в ночной караул,  сменился таким же глухим и одновременно  многочисленным шепотом леса, что дикой громадой окружил дорогу по обе стороны. Оборотень беспокойно вбирал в легкие сухой летний воздух, силясь понять, какой запах должен отличать Владыку от других тварей. Конечно, он его признает! Но явно не по железистому привкусу серебра, которое теперь находилось в руках данмерки.
Вскоре она снова заговорила, хотя у Арнбьёрна не было никакого желания открывать рот…Разве что вцепиться какой-нибудь заразе в глотку, но только не магичке. Магичка полезная, так что пусть пока живет. Жалко будет, если Хирсин потребует жертву, тогда места для жалости просто не останется. Да и кем бы темный брат стал, если бы без перебору оставлял всех в целости и сохранности?!
- Пока ничего. – Фыркнул он себе под нос и скинул капюшон, чтобы получше оглядеться, впериться в темноту: может, тогда даэдра покажет себя.
- Слишком много запахов, – Запоздало пояснил оборотень, нахмурившись. Потом вдруг кривовато заулыбался, - а у меня перед носом до сих пор стоит вонь плесени, что проросла между камнями в «яме», и того вечно жующего идиота! - он поднял глаза и уставился на заметно преобразившуюся в лесной мгле данмерку. Начнем с того, что с эльфами Арнбьёрн почти не работал, тем паче, с темными, которые, по слухам, все как один отравители. Он видел их обычно издали, а Габриэлла, темная сестра,  была не так уж и похожа на более твердых и прямолинейных соотечественников. Особенно внимание норд уделил  разгоревшимся, точно поддетые ветром тлеющие угли, глазам. Эка штука!
- Не знаю, на что ты надеешься, стоя на дороге! – воскликнул оборотень снисходительно, будто бы сам он уже достаточно удалился от светлой, вытоптанной тропы и углубился в чащу, надсмехаясь над любым предложением задержаться на открытом пространстве. Однако девушка дошла до этой первоочередной истины  любой охоты быстрее матерого волка. Он нервно сглотнул и фыркнул, пробурчав под нос что-то нечленораздельное.
«Ишь, просидел денек-другой в колодце, теперь и нюх растерял, что ли, и сноровку?» - потешался внутренний голос, тоже немного растерянный. Неясно, что руководило высокомерной в своем поведении девицей, которая шла во мглу так смело, но зверь отлично видел, что ничем хорошим этот поход для него не обернется. Даэдра изобретательны на различного рода придумки. Их развлечения – очередной шанс доказать живым, как владыки могущественны, а смертные слабы. Как первые могут верховодить даже королями, великанами и старейшими из меров, а те, в свою очередь, не могут ничего. Роковые переломы судеб для даэдра – забава. А отличительной забавой Хирсина, как известно, является то, что его не сторожат дреморы, его власть куда прочнее, но распространяется на существ в шкуре волков. Разве это не блажь? Не способ показать свое могущество? И ведь никогда не скажешь, насколько глубоко в сознание запустил легендарный охотник свои невидимые крюки влияния. Поймал ли он тебя, как неразумного малька, или поджидает в засаде, чтобы переломить хребет одним прыжком. Оборотень был напуган, был растерян, но сошел с пути, чуть поколебавшись, точно под ногами был не мягкий мох, но обжигающие головешки.
«Люди? Какие еще люди?» - не успел сообразить норд, как тут же получил освежающий удар в бок.
- Слышу! – рыкнул он глухо, почти сквозь зубы и завертел головой, решив хотя бы понять, в какой стороне эти самые люди.
«Что им тут надо? Разбойники? Очень может быть!» - мигом рассудил убийца и подумал, что эти и глазом моргнуть не успеют, как их найдут спригганы. Найдут и избавят лес от непрошеных гостей, но стоит лучше подумать над тем, как бы самим не попасться.
В голове будто бы помутилось. Если некоторое время назад, находясь в темнице, норд был готов тут же напасть на след пресловутого оленя, обернуться волком, если надо, но всенепременно разобраться с проблемой и не допустить глупой смерти, то теперь порядочно трусил, сам себя не узнавал – время вокруг как будто замедлилось. И от этого тоже было не по себе. Руки задрожали.
- Ступай вперед, - как-то даже обессилено проговорил оборотень, с опаской оглядываясь.  Лес сходился над головой, точно верхушки деревьев по неслышимому живыми приказу собирались закрыть небо. Казалось Арну даже, что за их с эльфийкой спинами стволы вековых сосен собираются в плотную стену. Конечно, в лесу не происходило никаких изменений .  То ли Хирсин решил немного запугать проклятого, то ли воображение вервольфа в ночное время вело себя воистину странно. О галлюцинациях Арнбьёрн решил промолчать. Он часто сглатывал: в горле пересохло, как после знатной попойки.
Через некоторое время лес разошелся, перед путниками предстала низина с прудом и невысокими, заросшими травами и кустарниками холмами. В целом, место выглядело бы неприметно...Остановиться рядом было негде, а  потому место возле воды казалось нетронутым варварскими руками. И в этой идиллии, у водной кромки, искрящейся от сияния кровавого Массера, беззаботно сошел за питьем олень.  Сомнений не осталось!  Шкура зверя переливалась в неясном, беспокойном свечении и отдавала серебром. И одного неосторожного взгляда Владыки хватило, чтобы отбросить все жалкие шансы жалкого прислужника.
Арнбьёрн опасно пошатнулся, попятился, тут же налетев спиной на дерево, однако взгляда оторвать уже не мог.
- Предупредить, говориш-ш-шь? – сквозь зубы протянул норд, обхватив себя руками так, будто бы до безобразной боли прихватило сердце. Плащ, предложенный данмеркой еще в темнице, он поспешил отстегнуть как можно скорее, а вот на сапоги и штаны времени уже не осталось.
Изменения происходили быстро, по крайней мере, для стороннего наблюдателя. Оборотню же они казались вечностью, так было в первое обращение, было и теперь…И было же время, чтобы привыкнуть, только, потеряв всяческую надежду на возвращение дара в ближайшие дни, Арн растерялся. Он не ожидал встретить Владыку так быстро, так просто и тут же броситься назад, тут же потерять контроль над собой.
- Радуйся, кусочек, когда еще увидишь так близко! Лови его! – зло выплюнул слова прежде, чем череп стал приобретать вовсе не человеческую форму. Сначала просто увеличивался, делая лицо бесформенным, то ли уродуя черты, то ли стирая их; потом кожа сделалась темной,  а  нордская рожа настолько быстро поросла серой шерстью, что дальнейших подробностей было уже и не видать. Клацнули клыки, а в кору того злосчастного дерева, что недавно возникло на пути, впились с хрустом звериные когти. Треснула обувь, не приспособленная для подобного строения конечностей.
Сгорбившись, припав на четыре лапы, оборотень вытянул вперед морду и ощерил волчью пасть. Безумные глаза горели в темноте желтым, а нечеловеческий взгляд  вперился в мирно  пьющего оленя, который только лишь поднял голову.
Дальнейшее Арнбьёрн помнил плохо. Кто-то просто дал ему приказание бежать. А куда бежать, на кой черт?!  Так или иначе, не имея выбора, вервольф, вздыбливая землю и мох когтями, метнулся в лес, издав перед этим утробный рык, который тут же переполошил мелкое зверье и птиц. Владыка же, прикинувшись глуповатой дичью, тоже вскочил на ближайший холм и изящно побежал в обратную сторону, вовсе и не думая тут же показывать свою истинную личину.

Отредактировано Arnbjorn (2014-01-19 13:49:49)

Оборотень, вырвавшийся на свободу спустя долгое время, ликовал, что, в общем-то, не следовало оценивать как  событие непременно радостное. Свобода детей Хирсина рано или поздно сводит с ума, и в том, что происходило ночью полнолуния, была своя толика безумия.
Во-первых, никто не говорит, что удивительные изыскания данмерки вообще можно было описать как «нормальные», во-вторых, вряд ли кто подтвердит, что зверь хотел сиюминутно остановить круто развернувшийся фарс, а не дойти до конца, как и подобает охотнику, хищнику.  Охота давно стала смыслом жизни Арнбьёрна, еще тогда, когда он крошил черепа врагов своим топором, хоть в славной битве подобная проблема и не являлась столь очевидной.
Быстро скрывшись в чаще, оборотень оставил у пруда лишь жалкие клочки сапог, плащ и оголенный кусок соснового ствола с крошкой коры. О чем именно договорилась эльфийка с Хисином, поймала ли вообще, не погибла ли, встретившись с Владыкой лицом к лицу, или сбежала, поняв, куда ее завели не менее расчетливые и себялюбивые даэдра, оборотень не знал.  Надеяться Арнбьёрну было не на что, в соблазнительном свете Массера лес для проклятого преобразился – теперь пространство, которое ранее ничего, кроме детских страхов темноты, не внушало, неумолимо захватило зверя в свои вековые, крепкие пальцы.  На подкорке сознания все еще существовал человек – пускай и не самый цивилизованный, но человек! – однако в больше степени тело принадлежало тому, кто самоотверженно приближался к месту, где все должно было разрешиться, к ущелью, за которым мир в свечении красной луны не столь красив, но жесток и опасен. Охота началась!
Хирсин, тщательно подготовившийся к развлечению, ликовал сейчас, исчезнув пепельной дымкой, оставив только труп белого оленя, к которому уже стали присматриваться голодные летние мухи. И, ничуть не уступая насекомым в жадности, к месту Охоты подбирались другие участники предстоящих событий. Их лица кривились в жесткосердных усмешках, они шли почти молча, шли быстро, ведомые не инстинктом, как некоторые, но велением самого Принца даэдра. Большинство знало, что в подобном кровавом соревновании жизнь – это выигрыш. Главный приз, который заслужит только один. И многие, тем не менее, малодушно полагали, что выберутся живыми. Заискивать перед Владыкой бесполезно, но они все же надеялись, пускай и не знали, какие необходимо приложить усилия, чтобы надежды не пропали в хриплом клёкоте, не утонули в брызнувшей из взрезанного горла слизи.
«Охота! Охота! ОХОТА!» - судорожно металось человеческое слово, будто бы единое и самое важное на всем смертном плане.
Наконец-то открылся проход – весьма небольшой, укрытый лапищами густо поросших вблизи елей, - куда и следовало держать путь. В свое время Арнбьёрн уже посещал грот, однако никогда не представлял, что его можно избрать подходящим местом для событий настолько неординарных. Проще говоря, он вообще никогда не был так близок к влиянию Владыки и не знал, насколько силен Хирсин.
Втянув сырой воздух, который сквозил из расселины, оборотень тихо фыркнул и свернул к каменной груде, чтобы попробовать попасть в долину, укрытую горной грядой, своим путем. Пускай опьяняющее чувство  свободы и предназначено для того, чтобы сделать зверя слабым, сам он отдаваться на растерзание «охотникам» так просто нисколько не хотел. Сама мысль о том, что какие-то жалкие смертные снова накинут сеть или тут же отправят в голову стрелу, не пугала, но заставляла натужно скалить зубы и дышать все глубже и глубже. Боль в сердце почти отошла, осталось привычное покалывание в ногах и пальцах. В горле было, как и прежде, сухо.
«Ничего-ничего! Это мы исправим!» - больно уж зловеще прошипел внутренний голос, неожиданно обретший силу.
Когти оказались на неровной поверхности гряды, чуть карябая; неуклюже перевалившись на бок, волк оказался на гряде, точнее, в небольшой расщелине, что вела в долину, над которой застыл кровавый Массер. Секунда, казалось, ушла за набежавшие облака.
Внутри уже вовсю разгоралось пламя – янтарные брызги яростно взлетали в раскалившийся воздух и падали на серые камни. Вокруг костра собрались трое, в числе которых оборотень тут же обнаружил «кошку» - уж больно запах каджитов ему не нравился. Лучше мокрая шкура, чем этот едкий запашок! Но не поэтому оскалился в предвкушении зверь, не потому удовлетворенно прикрыл веки.
«Их куда больше!» - торжественно возвестил голос, и на шершавом языке уже затаился желанный железистый привкус.
Охотники ждали, ждали молча и настороженно, будто были готовы к чему угодно, хоть к сошествию камнепада.
Но, переведя дыхание, зверь тихо шмыгнул вниз, аккуратно ступая грубыми лапами по камням, а затем спрыгнул в сухую траву. Кажется, этот звук, почти безобидный, и привлек чье-то внимание. Первым встрепенулся каджит, который тут же вытащил из-за спины серебряную клеймору; поднявшись на ноги, охотник что-то шепнул соратникам и побрел  к, как ему показалось,  эпицентру шума. Слух его подвел, долгожданная дичь схоронилась в траве по правую руку и сейчас видела точный профиль морды с подрагивающими усами.
Припав на брюхо, оборотень готовился к прыжку, хоть серую шкуру и скрывала похожая по цвету растительность, взгляд укрыть было невозможно; каджит резко повернул голову, тут же столкнувшись с этим явлением, которое впору было принять за даэдрическое пламя, но не успел призвать на помощь ни друзей, ни верную клеймору. Оборотню хватило мгновения, чтобы одним броском свалить противника на землю. С первым он не церемонился – клыки тут же увязли в податливой плоти, стоило лишь взрезать шкуру. Хриплый клекот вырвался из горла, пока кошка еще дергалась, извивалась, лупила когтями по бокам. Остальные были на подходе, послышались встревоженные голоса приятелей, кошка последний раз, слабо ковырнула лапу зверя и сдалась мягкая-мягкая, точно мешок с мясом. Вырванный кусок мяса был  тут же жадно проглочен - горло наполнил долгожданный вкус железа, а морда обагрилась чужой кровью. Когда к месту нападения подоспела орсимерка, раздался оглушительный рев. Тогда-то ни у кого из присутствующих внутри долины не осталось сомнений…Охота началась!
                                                                                                  ***
Дж'киер издал глухой вздох, который тут же больно отозвался под ребрами. Такой путь они проделали не для того, чтобы участвовать в резне: раньше каджиту казалось, что в своих изысканиях Владыка будет более благороден. Он приподнялся. В ушах звенело, в пасти собралось достаточно крови, что бы понять – это конец.  Дж'киер не боялся смерти: знал, что так и будет, как и полагается матерому и жестокому охотнику.
Привалившись к  небольшому валуну, он поднял извечно лукавый взгляд к раскрасневшемуся небу, вдохнул еще, снова оскалив зубы от боли. Тут ему стало казаться, что поблизости появился еще кто-то. Возможно, они уже в угодьях даэдра, а потому восстают, чтобы начать новую, иную жизнь.
- Тебя призвала кровавая луна, охотник? – кряхтя, вовсе не так, как следует жителю Эльсвейра, произнес раненный, чуть повернув голову.
- Мы недооценили жертву, друг-охотник…Но за нами придут и другие. - Выдал он наконец, не особо вдаваясь в подробности, кто перед ним. Сквозь клыки охотника брызнула кровь, тогда он запрокинул голову на валун так, как будто бы ему было уже все равно. Жизнь покинула Дж'киера. Вдали раздавались встревоженные голоса охотников.

Отредактировано Arnbjorn (2014-01-21 01:33:52)

Одним хитрым котом больше – одним меньше. Арнбьёрн разницы не чувствовал, ему было, мягко говоря, не до того. Борьба с безумием, которая с момента испития  приторной и тягучей крови в Нижней Кузнице, не заканчивалась ни на миг, нисколько не мешала оборотню искусно расправляться с призванными светом кровавой луны охотниками. Они подготовились, надо сказать: Хирсин кого попало не вызывает, чтобы продемонстрировать радость охоты на смертном плане. Многие, почувствовав то, к чему стремились, поклоняясь даэдра, отправились в его угодья тотчас же. Иные же, как и мудрый Дж'киер, были вынуждены дожидаться своей очереди. В муках! Молаг Бал бы испил эту чашу до дна, коли Принц Охоты позвал его поглядеть на раскинувшееся в пугающе тихой долине действо. Но дивный уголок природы, где теперь не пели птицы, не переговаривались животные, - решившие разом, что не стоит в ночь полнолуния и носа казать из нор да гнезд, - не молчал. Внутри что-то определенно происходило. И пусть болезненные, мученические стоны смолкли, их наполнил тревожный шепот, обреченные смешки и позвякивание начищенной брони и дорогих мечей, скрип тетивы. В воздухе повисло кровавое, опьяняющее марево, как если бы поблизости высушивали на раскаленных камнях живые тела. Арнбьёрн успел наглядеться на пытки и жестокие казни тогда, когда сдался, выбившись из сил, устав от роли жертвы. Тогда его поймали, посадили в клетку, как зверье, чтобы тыкать меж прутьев Искрами, опаляя шерсть, чтобы не давать спать, чтобы свести с ума! Многих безумие сожрало еще в первые дни, кого-то забрала лихорадка, иные поубивали друг друга, но он знал, что его участь, благословленное высшими силами предназначнение, как у каждого норда, а то и любого существа на смертном плане, - не в разбивающей зубы горячке, не в сонном  упоении безумия. Оборотень предчувствовал, что его охота не окончилась. И вот тогда-то, наверное, Хирсин решил преподать ему урок, намекнуть, что зверям, наделенным огромной силой и непотребным аппетитом, нельзя ужиться с другими людьми, которые больше не являются волкам ни семьей, ни друзьями. И с этим, что странно, вервольф готов был спорить! Из заиндевелой темницы его спас не случай, не Владыка, но простая человеческая женщина. Замкнутый круг – в этот раз все практически полностью повторилось. Только смерть была ближе, сдавливала сердце пышущими жаром тисками, навевала запах горелой плоти, напевала сдержанные вздохи зевак и их потаенный страх.
Опаленный бок больно тянуло. Розоватый участок голой кожи лоснился в мерцании луны, точно его смочили в масле. Боль резкими импульсами стягивала голову, заставляла скалить зубы, моргать часто.  На ум приходили смутные слова, давно ушедшие под сень долгих, воющих дней и ночей; горловые звуки, произнесенные тихо, точно в предвкушении необъяснимого. Вот так на цыпочках подкрадывается безумие, норовит пролезть густой туманной дымкой в самый мозг.
Когти неуклюже прошлись по камню и оборотень повалился на бок  - обрушившаяся наполовину ступенька больно ткнула его под ребра, отчего зверь издал хриплый стон. Все же он был уже не так молод, чтобы без последствий скакать во весь опор ночи напролет. Усталость подбиралась сначала тихо, а потом обволокла несгибаемым полотном, от которого заломило в холке и пояснице. Подтянувшись на передних лапищах вперед, оставив на вековом камне продольные и глубокие царапины, оборотень прилег на небольшую, как ему казалось, площадку, свесив голову в провал. Со своего места, тем не менее, зверь отлично видел все то, что происходит вокруг.
Они перешептывались, точно цикады, плотные тени деревьев и валунов, они приближались, вооружившись до зубов, готовые принять смерть и принести ее.
«Задери их, Ситис! Темному брату пришлось нелегко!...Ты же должен хоть как-то оправдывать свое существование, Отец Ужаса!» - а их переливающиеся, точно водная рябь, кольчужные кольца уже показались - усталый взгляд вычленил металл из беспорядочного трепета  пышных крон.
«Отличный день, чтобы умереть!» - лукаво протянул внутренний голос, посмеиваясь. Они заметили добычу, подумали, что кому-то повезло больше, а потому обрадовано заговорил меж собой, едва  увидели кровь товарищей, чьи тела уже стоило собирать по жалким кусочкам.
Один ступил вперед, в его руке был зажат небольшой топор и круглый щит с кованым перекрестием. От глаз, что крысились из-под тяжелого шлема, исходило едва заметное сияние, эдакое удовлетворение победителя, который не посрамил честь и не испытал мук тех, кто стремился к победе по-настоящему.  По людям было видно, что они утомились, тоже по горло сыты устроенными соревнованиями кровавого сорта.
Тогда Арнбьёрн нашел в себе силы, чтобы завершить начатое. Когда закованный в броню охотник, громыхая сапогами, приблизился, как он думал, к умерщвленной туше – уж больно беззаботно та валялась в старых руинах, точно на трибуне, - его ждал небольшой сюрприз. Голова волка в мгновение ока пришла в движение, а глаза распахнулись. В них неосторожный человек прочел лишь смерть. Шлем слетел с коротко остриженной головы, тут же  хлынула кровь, после чего попятившиеся соратники любопытного воина поняли: голова все это время оставалась под новеньким бацинетом и с ним укатилась в ближайшие заросли можжевельника. Тело еще дергалось, а оборотень, будто бы не осознавая скорой кончины охотника, продолжал драть плоть когтями, пока наружу не вывалились потроха.
Потом мелькнул у развалин еще один, но его что-то задержало до того, как зверь смог в полной мере отреагировать на подлеца, зашедшего сзади. Бросив драные остатки, Арнбьёрн резко развернулся, согнув когтистые лапы для очередного удара. Не понадобилось! Перед ним стояла данмерка, смутные воспоминания о которой не подсказывали зверю ничего дурного – ничего из того, что заставило бы его в один миг перегрызть магичке глотку.  Она, кажется, не была с охотниками заодно, что тоже немаловажно, -  быстро избавилась от наведенного недавно заклинания. Искры…Арнбьёрн хорошо помнил Искры, пусть в этот раз бок ему обожгли неумелой и весьма хлюпенькой Огненной Стрелой.
Продолжая смотреть на девушку с глазами цвета рубина опасливо, оборотень отошел влево на несколько шагов, словно хотел на всякий случай скрыться за полуразвалившейся колонной. Уши зверь прижал к голове, точно готов был оскалиться и кинуться, чтобы прервать размышления эльфийки, а взгляда не спускал, наблюдал за каждым движением, за тем, как, может быть, одна из сторон – безумие или трезвость рассудка – в скором времени возьмет верх. С морды, просачиваясь сквозь клыки, капала кровь, обаяние не казалось уже столь верным союзником, поскольку в носу застыл опьяняющий запах смерти.
- Стр-р-рашно? Вся др-рожиш-шь! – прохрипел зверь, поскольку умел говорить, как то беспроблемно делали каджиты и аргониане. Слова вылетали из волчьей пасти неохотно, натужно, вперемешку с диким хрипом, но покамест поддерживать речь было возможно.  Боль еще не настолько заполнила собой разум оборотня, чтобы облечь его в шкуру обычной скулящей собаки.
Вервольф прижался спиной к колонне и чуть опустился, поджав ноги, обхватил тем, что раньше было ладонью, обожженный бок и почувствовал жгущее покалывание, заставившее его тут же оскалиться и зажмуриться.
Он слышал, как другие охотники убежали, поскольку вовремя растерялись – дали им с магичкой время на размышления.
- Что сказал Хир-р-рсин? – неожиданно встрепенулся Арнбьёрн, снова бросив на девушку заинтересованный взгляд.
- Сколько он еще пошлет нар-р-роду?! – зарычал зверь, стукнув лапой по архитектурному огарку. Тот не поддался – что к лучшему.
- Я видел, где они все…Засели. Глубже в р-р-руинах. Но одному мне не спр-р-равиться. -  Он взял передышку, все-таки разговаривать в таком облике было непривычно, к тому же язык быстро пересыхал, а челюсть ныла.
- Но что ты тут забыла? Х..Гх-хочешь помочь! Как? Какая в этом польза? – монстр будто бы ухмыльнулся, хотя оскалившаяся пасть и так напоминала уродливую маску насмешки.

Отредактировано Arnbjorn (2014-01-27 01:25:42)

«Еще бы!» - подумал мужчина, когда данмерка немного пришла в себя после увиденного и решила заговорить. В ее голосе наблюдался очевидный трепет. Страх даже эту удачливую магичку разбирал, точно ее саму кто-то ужалил Искрами.  Волк наблюдал за спутницей исподлобья, хотя прикинуть, как он ухитрился сложиться настолько, чтобы опустить морду на один уровень с  эльфийкой,  было трудновато. Как бы то ни было, зверь до сих пор чувствовал неуемную боль в боку, а потому выжидал, не решался так сразу лезть напропалую, чтобы потешить Владыку. Теперь-то он не желал вставать на колени, чтобы снискать расположения Даэдра. Теперь оборотень хотел одного – убраться из Грота Утопленника как можно скорее, а если не выйдет – утащить с собой как можно больше безрассудных душ охотников, чтобы хорошенько потрепать их в запредельных угодьях.
Голос магички неожиданно обрел силу, явно не подошедшую бы ее хрупкому телу чуть ранее, когда она не стояла в кровавых руинах, ведомая вряд ли расчетливым умом, но зовом Дикой Охоты. Момент заставил Арнбьёрна окончательно убедиться в неизбежности деяний всех, кто находится или находился внутри Грота.
- Что ж, - почти вычихнул он, вбирая побольше воздуха в грудь.
- Если и ты ослушалась Хир-р-рсина…. – философски прорычал оборотень, закинув мокрую морду к кровавой луне. Похоже, вместе с осознанием неизбежности приходило умиротворение; боль понемногу отступала, предоставляя место подозрительной для положения добычи расслабленности.
«Заслуживающий уважения! Чем? Тем, что задрал ту подлую малолетку?»  - слова остались в голове, на деле зверь издал какой-то неясных, хриплый звук, ощерил зубы, но не больше. Говорить становилось трудно, и норд решил приберечь силы на решающую схватку кровавой браци.  Хотя не сказал бы он, что охотники торопились.  Они ждали, в то время как у дичи не было времени на то, чтобы старательно разобрать наброски планов последующих действий.
Арнбьёрну схемы были ни к чему, он знал, что шкура волка делает его неприкосновенным в отношении закона и прав других жителей северной провинции. Никто не станет разыскивать  «какого-то-там-оборотня», чтобы казнить намеренно, а память о несчастной девочке скоро  растворится, будет лишь тихо тлеть в сердцах родителей, да и они  - если не дураки – нарожают себе еще детишек, найдут себя в отпрысках и утопят горе в повседневных заботах.
И оборотень двинул следом за данмеркой, не собираясь больше сидеть и надеяться на то, что Ситис или еще кто-то поможет ему закончить все и вернуться к размеренному быту, который только хладнокровный душитель и может поддерживать.
Массеру было по большому счету плевать, кто перед ним, - убийца, маг, охотник, лесничий, человек, мер, зверолюд - как  и Хирсин, он объединил их под своими пронизывающими лучами, которые, подражая ниточкам, присоединенным к шарнирам, дергают забавную куколку, заставляют ее кривляться и радоваться жизни на потеху кому-либо и по приказу могущественного хозяина. Своего рода театр, только вот ненужных болванчиков уже сложили в громоздкий ящик, чтобы не доставать оттуда никогда. В этом действительность жестоко отличалась от повести.
Задержавшись у разрушенного портала, ведущего в нижние залы некогда воистину внушительного строения неизвестного происхождения, зверь кинул взгляд на луну вновь, обхватил лапой арку и опустился на четыре лапы.
То, что ждало их под разрушенными сводами, являлось жалкой догадкой, но, как видится, подошло для того, чтобы с готовностью безумцев встретить засидевшихся охотников. Их было двое, а разбойников, позарившихся на милость Владыки Охоты - аж пятеро. Однако ни один из них не предполагал, что дуэт злоумышленников окажется столь агрессивным и действенным против любого смертного с всего обветшалой броней и тупыми мечами.
Вскоре пришлось поступиться с мыслью о том, что все дозволено. Находясь в непосредственной близости от новоприобретенного союзника, Арнбьёрн действительно старался особо не распаляться, хотя и чувствовал, что долго зверя сдерживать не сможет. В конечном итоге тот прорвется, коли жажда крови его не будет утолена. Но с каждым поверженным противником влияние дикого, первородного, животного лишь усиливалось. Оборотня то и дело вовремя приводили в чувство вспышки, следовавшие за Искрами. То, как неестественно дергаются от внутренних повреждений охотники. Кто бы что ни говорил, на их месте оказаться он не желал, а потому и находил в себе силы бороться и сражаться дальше, продираясь сквозь мрачные тени, отбрасываемые древними постройками. Однако когда жажда дотянулась до собственного пика, проклятый с недовольством заметил, что подле более никого нет, кроме данмерки. Вдали теперь раздавалось неясное, предсмертное закыханье, а после и оно смолкло.
Грот Утопленника наполнился  густой тишиной, которую не разбавляли лучи кровавого Массера и ничуть не перебивало натужное дыхание выживших. Арнбьёрн бросил замученный взгляд в сторону девушки, чьи руки были уже обагрены кровью незадачливых авантюристов-язычников, но и она, похоже, не знала, последует ли за смертью оставшихся в руинах что-то еще…Или кто-то.
Замятня не растянулась надолго, как того, небось, хотели оба, поскольку сияние луны неожиданно собралось пучком лишь в одном месте. Там, где высился, вгрызаясь оскалившимися рамами в небо, основной портал, через который перешагнули участники Охоты, чтобы спуститься в долину.
Свет ослепил обоих, но затем мерцание сделалось спокойнее, клубок развязался и явил на месте необычного явления образ белого оленя, чьи мощные ноги величаво выступали по развалившейся лестнице, не издавая и звука единого.
Арнбьёрн замер. Не так, как если бы пытался вглядеться, а так, будто бы его парализовали. Впрочем, Хирсин не торопился. Мутный взгляд призрачного зверя был направлен вовсе не на злоумышленников, которым он завещал смерть – каждому лично. Нет, олень, покачивая головой с ветвистыми, искрящимися на фоне мрачных развалин рогами, медленно осматривал тела поверженных охотников. Тела, разбросанные в произвольном порядке, – кто-то был вскрыт, точно туша во время разделки, кого-то постигла участь быть прожженным изнутри молниями. Но Владыка, бросая задумчивый взгляд то на одного мертвого приспешника, то на другого, не спешил объяснять собственное поведение.
- Кровавая Охота окончилась, заблудшие души! – густым и тягучим баритоном затянул Принц Даэдра, наконец, обращая взор на живых. Оборотень испуганно поджал уши и как будто бы понурил голову, постаравшись спрятать свирепую, окровавленную морду в тени.
- Я доволен. – Все с той же интонацией прогудел белый олень, переступая очередное неподвижное тело, которое не успело  и похолодеть. Серебристое мерцание, составляющее силуэт божественного зверя, повисло в кровавом мареве Массера.
-  Принять участие в поединке со смертью и выиграть себе самое ценное для смертного существа – свободную душу! Для дичи это так необычно – умертвить своего загонщика! - похоже, что Владыка и впрямь немного недоумевал из-за содеянного.
- А... – гаркнул было зверь, но пристальное внимание Принца Охоты заставило его тут же звучно клацнуть зубами и замолчать.
- Вы снискали мое благословление, заблудшие души. Ступайте с ним. И забирайте кольцо.  – Объявил белый олень, вскинув морду, однако он тут же вперился в сомнительного вида парочку -  глаза его испускали красноватое сияние, в котором даже незаинтересованный в происходящем не сыскал бы ничего приятного.
- Но если хоть еще раз мои реликвии послужат на благо слишком самонадеянных детей, которые считают, что якобы достойны состязаться со мной в величии и влиянии, Кровавая Охота соберет куда больше желающих в ней поучаствовать. А теперь идите! - глаза Хирсина погасли. Олень, изящно повернувшись боком, ловко вскочил на старинный каменный жертвенник и, оттолкнувшись от него задними копытами, пересек грань, отделявшую Нирн от его дикого плана.
Кровавый Массер заволокли густые тучи. Выглянула испуганная Секунда, и мир снова приобрел свои естественные цвета.
Совершенно обескураженный произошедшим ликантроп, переждав уход своего Владыки, снова открыл пасть и задышал часто, точно дворовая собака.
- Неуж-жшто он  р-р-р-решил отпустить нас вх-хот так?! – не ясно у кого спросил оборотень, все еще глядя на то место, где скрылся Хирсин.