"Это все ошибка".
"Ужасная ошибка".
Мыслей было много, но эта разрослась и заслонила прочие, и колотилась с частыми ударами сердца.
"Ошибка".
С  Иланой они встретились по дороге к Маркарту. Проживший большую часть жизни среди людей, Летео хорошо разбирался в  человеческом возрасте, и мог понять, что она достаточно молода... и судя по разговорам, весьма амбициозна. Недавно вступив в Легион, девушка мечтала освободить  Скайрим от мятежников, бунтовщиков и всего "сброда", о котором отзывалась сквозь зубы и свысока.  Сумев определить в Летео эльфа, бесконечно далекого от Талмора, она ругала "проклятых захватчиков" последними словами и хлопала его по плечу - мол, надеюсь, ты не обижаешься, я понимаю, ты не такой. Летео даже не знал, радоваться ему или  нет.
До Маркарта, если верить карте, оставалось всего пара дней пути.
Путь лежал между  скалистых громад - в темноте они напоминали исполинские кулаки богов или неведомых гигантов.  Летео предпочитал безопасные пути - с ночевкой, если возможно, в поселении или деревне, но Илана торопилась, и наверное, это было первой ошибкой.
Первой из многих.
Разбойники выскочили на них под утро. Совсем не среди ночи - оба уже проснулись, умылись;  Летео готовил завтрак - как-то само собой получилось, что он взял на себя эту роль. Разбойников было человек десять - их почуяла Земляничка и мерин Иланы; но слишком поздно. Летео захватил излюбленным своим заклятьем "успокоения"  первых пятерых, а потом появились остальные...
Они были одеты в кирасы с синей символикой. Летео это ничего не говорило.
Летео защищал девушку. Его учили этому;  кашеваришь ты или нет, но все же - мужчина, рыцарь, Диренни, наследник своих великих предков.
Он даже вспомнил как сражаться молниями. Правда, это были довольно мелкие молнии... и все же Илане удалось...
Сбежать.
Ирония в том, что эти "разбойники" оказались Братьями Бури, забравшимися достаточно далеко от Виндхельма.
Ирония в том, что она была легионером, а он - просто путешественником; но ей удалось сбежать,  а его... да, его приняли за талморца. Смешно. Хорошая шутка.  Настоящие талморцы бы посмеялись.
Летео не было смешно.
Они забрали его в свой лагерь, забрали все вещи - драгоценные записи, драгоценные книги, которые Летео собирался показать Колсельмо Маркартскому.
Кто-то бил. Кто-то связал - веревки вонзались в запястья и голени, Летео даже не сопротивлялся, пытался сплести заклинания, но люди были ученые - видимо, сталкивались прежде с магами.  Ему заткнули рот кляпом.
Он потерялся где-то в пинках, зуботычинах. Болело все, что могло болеть. Тело превратилось в налитую гематому.
Как всякий альтмер, Летео вовсе не боялся смерти.
Только жаль было - так... глупо.
"Я так и не видел дракона", - вот и все, о чем он думал, и эта мысль порой перекрывала даже ту, про ошибку.

Почему-то никак не получалось даже порядочно... испугаться.  Больно - было, Летео невольно сжался от очередной затрещины - от нее зазвенело не только в ушах, но и где-то глубоко в голове, словно в черепе появился маленький колокольчик.
Больно.
Но не страшно.
Наверное, потому что он попросту не мог поверить в то, что случилось. Это даже не разбойники. К разбойникам он... ну, считал, что готов - достаточно, чтобы избегнуть неприятностей.  Кроме того, разбойникам не нужны книги.
Словно в подтверждение, человек высыпал из сумки драгоценные записи. Путевой дневник плюхнулся, неаккуратно раскрылся. Тщательно перерисованные в двемерских руинах символы, из которых Летео понимал едва ли треть, оказались в какой-то грязной луже.
"Ничего не происходит".
Летео был иллюзионистом; и хотя, загадочная и печальная история собственных родителей с детства удерживала его от того, чтобы излишне углубиться в чары, потеряв связь с реальностью; хотя сам всегда говорил о себе как об исключительно "земном"... но сейчас куда уютнее было (выскальзывать) наблюдать словно издалека. Что-то происходит. Не с ним.
Разбойникам не нужны книги. Разбойникам нужно лишь золото, не так ли? Все деньги они забрали.
И уж конечно...
- Нет. Нет.
Кляп они вытащили потом, вот только толку ровно никакого: глухие места. Летео мог орать хоть до посинения. В том смысле ему и сказали.
Испачканные - оскверненные книги  тянули к гнусной, отвратительной реальности. Летео зажмурился.
Впору рассмеяться.
- Я  не талморец. Клянусь.  Я уже говорил вам. Посмотрите, у меня есть... письмо из Коллегии.
Объяснять кто он такой и зачем в подробностях - слишком долго. И сложно. Для этих людей  - определенно слишком сложно.
Летео сделал судорожный вдох и застонал: ребра болели. Перелом? Ушиб? Он даже не мог проверить себя...
- Послушайте... за меня дадут выкуп. Хай Рок. Я из Хай Рока.  Не Талмор.
Летео говорил почти по слогам. Дыхание прерывалось.

Что они хотели от него?
Ведь не думали же впрямь, будто талморец. Принять Летео за талморца мог только тот, кто вообще никогда не встречал тех, но если не видел — тогда с чего злоба такая? Неправильно.
Нелогично.
Люди неправильные и нелогичные. Так сказали бы талморцы. Наверное. Только грубее, жестче. Летео почти был готов согласиться.
Тогда что им надо?
Поглумиться, поиздеваться над случайным путником?
Странные они были — дикари-дикарями, косматые, заросшие диким волосом, но вот — у одного зеркальце в грязной ладони. Смешно смотрится. Хоть спроси — с деликатной мягкостью иллюзиониста,  «почему ты такой?», что сделало тебя чудовищем. Нет, Летео все ж не верил талморцам — люди не плохие. И эльфы тоже.
Чудовищами не рождаются, и даже не становятся.
Позволяют себе стать.
- Она меня не знает. Мы просто... шли вместе. Случайные попутчики, - попытался говорить Летео, но кто его слушал? Схватили за руки, выкручивая суставы до глубинного хруста (вывих?). От боли кинуло в слезы.
«Позволяют себе стать».
Чудовищами или раскисшей бумагой в луже.  Каждому свое.
Человек волок его без особых усилий, словно Летео весил не больше тюка с шерстью, и при одной мысли, куда еще может направить свою силу дикарь, мутило и мучительно хотелось соскользнуть в беспамятство.
- Ты же знаешь, что я не из Талмора, - проговорил Летео, на амулет не взглянув даже — какая ему разница, Талоса или Молаг Бала, смотрел в единственный глаз. -  Отпусти.
Летео не колдовал специально — энергия Магнуса текла сама по себе,  точно с той же легкостью, с какой могучий человек владел своим  телом.  Каждому свое — и свое привычно;  «очарование» должно же подействовать хотя бы немного...
Но одноглазый с метким прозвищем «Кривой» если и замешкался, то ненадолго. В руке блеснул кинжал. Летео еще подумал — надеюсь, он закончит быстро.
И ошибся, выдохнув от жгучего холода. Затрясло теперь даже не от страха — одежда лежала среди древесной трухи и перегноя. Из нескольких порезов заструилась кровь, Летео сморгнул — нет, он не боялся вида крови,  просто... накрыло.
Беспомощностью.
Без одежды не сбежишь далеко даже. Одежда — вроде последнего рубежа. Все, дальше некуда — он обнажен, стыдно и жалко. На шее осталась тонкая цепочка с аметистовым медальоном-цветком,  подарком отца матери до того, как оба отправились в то самое свое последнее «путешествие».
Лучше бы так.
Диренни не должен умирать в лапах разбойников-мятежников. Голый. Привязанный к какой-то коряге.
Поблизости развели костер, вот только теплее от него не стало. Между зубов сунули какую-то оструганную палку (зачем?!), и Летео мотнул головой, растрепанные волосы прилипли к окровавленному рту.
Кинжал вошел в мясо с гадким чмявком. Боль появилась не сразу, сначала — тепло. А потом Летео чуть не заорал, но вцепился зубами в свою деревяшку.
Нет уж.
Может быть, он и не самый великий наследник великого рода, но все же ни один Диренни не умирал, визжа, как свинья под ножом фермера. И он не станет первым.
Только позволил еще раз магии выплеснуться — ах, будь этот человек хоть сколь-нибудь чувствителен,  и Летео, обнаженный и располосованный, покажется ему  прекраснее первой девушки, которую поцеловал, и благороднее их мятежного вожака.
(На горящую ветку Летео не смотрел, изо всех сил не смотрел, а от углей только задышал чаще, он вытерпит, не сдастся, и еще есть надежда, ведь есть же...).
Деревяшка во рту мешала внятно говорить, и он скорее вкладывал слова в чары, чем произносил голосом:
- Я не враг тебе, и на самом деле, ты знаешь это. Разве есть честь в том, чтобы терзать невиновного? Разве твои боги одобрят это?

Чары Иллюзии не так уж безобидны: можно свести с ума, можно сделать человека или мера своим слугой, вывернуть наизнанку разум и поселить в нем чудовищ и призраков, безымянных и неотступно преследующих свою жертву.  Можно ослепить, погрузить в вечную темноту или коловерть цветных видений — небо у отравленного такими чарами будет плюхать под ногами, земля осыпаться на голову с деревьев, а сами деревья выплясывать ремигольд.
Но Летео редко использовал что-то, кроме «очарования» - зачем ломать разум и души, если можно всего лишь поменять отношение к себе? В конце концов, вот лично он сам практически к любому относился с симпатией, если только тот не доказывал обратного.
И даже сейчас Летео надеялся: подействует.
Человек не плохой. Да, он ненавидит Талмор — вероятно, есть за что, единственный глаз и исполосованное шрамами лицо из ниоткуда не берутся; но стоит только убедить — ты ошибся, я не враг, и...
Достаточно, чтобы человек его развязал. Дальше Летео смог бы накинуть покров невидимости, или же очаровать остальных. Забрать какой-нибудь плащ, любую тряпку... и книги. Книги он не хотел бросать.
План созрел за долю секунды — и так же быстро раздавили его. Как переспелый персик тяжелым каблуком.
«Что... почему...»
Подействовало же. Летео видел — подействовало, заволокло пеленой злобно сверкающий глаз, и даже рот приоткрыл. Может статься, впервые в жизни этот грубый жестокий человек испытал нечто подобное.
Летео даже успел улыбнуться  прежде, чем все пошло не так.

Дальше он почти не запомнил.
Урывками — должно быть, смилостивились боги. Помнил  как зачарованный взгляд стал липким и гадким, словно плевок на мостовой. Помнил как человек навалился — жесткие руки, колючие пальцы, от него пахло гарью и чем-то прогорклым, медвежьим или оленьим жиром, что ли. Когда он просунул пальцы Летео в рот, затошнило.
«Нет, нет, я не этого хотел...»
Задергался, забился. 
«Закричишь», - обещал одноглазый.
Но Летео не закричал.  Не из гордости, увы, - просто задохнулся болью, что-то треснуло внутри и перестал дышать. Даже подумать успел как-то очень спокойно: я умру прямо сейчас. Как удавленник на виселице.
Он пытался дышать. Вокруг много воздуха, а внутрь — никак. Летео захрипел, дергая ногами, обломки ребер вонзались куда-то (в легкие? Проткнули насквозь), рот наполнился солью и запахом меди.
А когда все-таки удалось задышать снова, одноглазый вернулся с горящей палкой.
И дальше Летео уже ничего не запомнил.

...но, конечно, оставалась боль. Ледяная вода вернула его в кошмарную реальность. Он не шевелился. Не открывал глаз. Он знал, что вместо кожи — раздувшиеся пузыри ожогов, что собственная плоть расползается от огня, как гной из набухшей раны. Летео был между бытием и небытием, прошлым и будущим, в своем особом разрыве времени; и ему снился тот самый валенвудский поход, когда все закончилось почти гангреной. Было так же больно.
Почти так же.
И душно.
Почему сейчас душно, он даже не хотел знать.
Какой-то дым.  Мерзкий, вонючий дым. Как будто мало того, что они сожгли его заживо.

Арантаро тоже не до конца понимал — зачем. Зачем его брат помогает этому гибриду? Будь Летео чистокровен, теки в его жилах только мерская кровь, вопросов бы не возникло. Но полукровка... чего Атерион надеялся добиться его спасением?
И зачем чуть ранее Арантаро проверял дыхание Летео вместо того, чтобы добить?
Если подумать, нет причин желать смерти этому раздражающе дружелюбному созданию. Да, в нем эльфийские черты смешивались с человеческими, вызывая отвращение, и порой во время прошлых встреч Таро порой самому хотелось его придушить. Но смерти от рук людей он все равно не заслуживал. Он как недотепа-гражданский, полезший туда, где шли бои. Раз уж выжил, был спасен — стоит вылечить.
И, наверное, должна быть от него какая-то польза. А какая — потом разберутся.
Управлять Изгоями после устроенного шоу стало совсем легко. То есть, конечно, они при каждом удобном и неудобном случае выражали свое восхищение, просили научить так же, а то и вовсе по плечу похлопать норовили. Но, если отбросить эти неприятные мелочи, стало удобней. Стоило только рот открыть, чтобы сказать ближайшему Изгою:
- Посмотри, что осталось приличного из одежды у этой падали, – как тот, светясь от счастья, что задание поручили именно ему, бросился отбирать у мертвецов наиболее прилично выглядящие тряпки. Вручив Атериону ворох одежек, а вместе с ним и человека (кажется, того звали Валх?) в качестве помощника, вместе с остальными Арантаро отправился обыскивать лагерь Братьев Бури в поисках чего-нибудь полезного.
Первым делом альтмер озаботился вопросом транспортировки раненного — ему, как и брату, не хотелось, чтобы магия и зелья, вытащившие Летео практически с того света, пропали впустую. Благо, подходящих материалов вокруг было полно, надо только приложить немного усилий, умственных и физических. Еще в Войну Арантаро научился создавать из подручных материалов самое необходимое для спасения жизни союзников и оказания им помощи. Изгои же преуспели в этом еще больше, ведь вся их жизнь после Маркартского Инцедента требовала хитрости, изворотливости и умения обходиться тем, что есть. Из шестов, на которых держалась одна из палаток повстанцев — тут их было несколько — шкур, составляющих саму палатку и чьего-то спального мешка соорудили носилки. Их положили рядом с Диренни, чтобы потом его, запеленатого в плащи, было легче перекладывать.
Что же до драгоценного зеркальца Ворожеи Урганны, ради которого и все и затевалось, то оно было найдено еще в самом начале, пока с трупами возились — выпало у одного из покойников из-за пояса, пока его трясли, снимая сапоги. Но это ведь не повод отказываться от остальной добычи, верно? Поэтому никто и не прекратил обшаривать лагерь.
Изгоев больше интересовало то, что могло помочь им выжить: припасы, полезные инструменты из металла, которые они просто не могли создать — не было у них ни шахт, ни кузниц. Арантаро же забрал себе лишь одно: сумку с книгами. Им тут было не место, наверное, отобрали у Летео. Как бы там ни было, записи могли оказаться интересными, а то и полезными. К тому же, юстициар будет рад занять себя чтением, пока эмиссар изображает из себя добросердечного ветеринара для последствий эльфийской зоо... антропофилии.
- Можем идти. Ничего, заслуживающего внимания, в лагере не осталось, – сообщил мер Атериону.
Ему хотелось проверить, насколько брат успел залечить раны недоальтмера. Нет, не от заботы. Одно лишь любопытство, ведь так интересно, насколько Атерион за прошедшие годы освоил искусство Восстановление, в котором практиковался уже в разлуке с Арантаро. Потыкать бы пальцами под ребра, прощупать грудную клетку, проверяя целостность. Вот только глупо это. Ненужно.

«Ты мог остановить меня, когда я добивал парализованных,» – мысленно ответил Арантаро, но вслух говорить не стал. Брат наверняка знает. И раз не сказал заранее, не прекратил убийства, когда была такая возможность — значит, не смотря на все сожаление, так надо.
- Может, и не в магии дело... Хозяйке зеркала лучше всех известно о его предназначении, – будучи военным и исполнителем, Арантаро привык, что некоторые подробности заданий его не касаются. И потому даже не пытался выяснить, к чему и зачем Урганне нужна бронзовая безделушка. Им нужно расположение Изгоев и возвращение зеркальца поможет добиться цели? Прекрасно. Больше знать и не надо, – Норды могли и не знать ничего. Решили, что раз что-то принадлежит Ворожее, значит, оно волшебное, вот и стащили.
Но магию Арантаро чувствовал. Другую, исходящую не от зеркала, а от Летео. Теплая и мягкая иллюзия, окутывающая гибрида коконом спокойствия. Еще в день их знакомства, полгода назад в «Смеющейся Крысе», талморец убедился, что этот недоальтмер умеет управлять сознанием других, строить в чужой фантазии воздушные замки, преисполненные умиротворением. Но вряд ли он сам, в таком состоянии, сообразил... значит, его надоумил Атерион.
- Ты ведь мог и ко мне обратиться за помощью.
«Хотя я рад, что ты этого не сделал.»
Почти всю манну Арантаро потратил раньше, на три далеко не слабых заклятия, произнесенных разом, и теперь тело поглощало магическую энергию, хлещущую с неба, сквозь Солнце-Магнуса с той же жадностью, что и тепло солнечных лучей, такое слабое в этих коротких краях. И хотя слабая иллюзия не потребовала бы много сил, лучше их сохранить — никогда не знаешь, что может случиться в дороге. Но разве мог Таро не напомнить брату, что тот может на него рассчитывать?
- Тогда идем. Поднимайте носилки, – скомандовал Арантаро, махнув рукой. Он признавал, что, не смотря на все его мастерство мага и мечника, в грубой физической силе люди превосходят его. Поэтому из них получаются замечательные тягловые животные.
Обратно они добрались даже быстрее, не смотря на ношу. Потому что не надо было сверять каждый свой шаг с заклятьем, указывающим путь к драгоценной вещице — ведь тогда они лишь предполагали, но не знали точно, что она в лагере Братьев Бури.
Ни переговоры, ни забота о больном не касались Арантаро — это все дела Атериона и пока младший брат не попросит, вмешиваться нет смысла. Часы ожидания Таро занимал чтением найденных книг. Как он и предполагал изначально, те принадлежали Летео, что явно подтверждал дневник, где, вперемешку с рецептами пирогов, описывались их прошлые встречи, да и не только они. Хватало записей, повествующих о приключениях Диренни во всевозможных руинах, включая двемерские, а так же об очередных неприятностях и травмах, которые полукровка, похоже, находил куда чаще, чем двемерские шестеренки. Другие книги подтверждали, что Летео действительно ведет исследования двемеров, да и вообще всего, что подвернется ему под руку.
Уже на следующий день, тринадцатого числа Руки Дождя, не смотря на то, что его время от времени отвлекали Изгои, желающие поговорить, Арантаро прочитал достаточно, чтобы прийти к выводу, которым решил поделиться с братом:
- Тери, я полагаю, он может оказаться полезным в тех исследованиях, на которые мне недавно дали разрешение.
Атерион в тот момент как раз возился со своим новым раненным питомцем, так что должен был понять, о ком речь.

Очень просто.
Снаружи - больно.
Здесь - нет.
На самом деле, здесь немногим лучше - Летео признавал это, сидя на ступеньках, прижимаясь виском к стене. Он знал, что никогда не выдержал бы похода к настоящему центру Башни - не хватило бы духовной силы выдержать. Подобно жрецам Мотылька-Предка, слепнущим от чтения Древних Свитков, Диренни часто становились жертвами божественного артефакта. На самом деле, подозревал и читал в некоторых книгах Летео, Древние Свитки и Башни - одно и то же.
Башня разматывала кокон реальности, и вытаскивала маленького недоразвитого мотылька - ту истинную суть, которая была в каждом.
- В каждом, - Летео не удивился, увидев здесь Арантаро. Снаружи - больно, он не хочет туда, а тут может случиться что угодно. Или не случиться. - Ты знаешь это? Между предками людей и меров никакой разницы. Всего лишь размолвка, не принципиальнее вечной свары хай-рокских принцев и королей.
Летео поднял голову.
- Если идти выше, то увидишь как Магнус создает свои чертежи. Я думаю, что он разгадал замысел Трикстера, но не мог оторваться, потому что идея познания и созидания слишком увлекла его. Я его понимаю. Хотя мне, наверное, не удалось бы сбежать на его месте.
Летео рассмеялся. И резко оборвал смех, сделавшись непривычно для себя серьезным:
- Мои родители тоже не смогли... уйти отсюда.
Здесь он все еще говорил на альдмерисе, но Арантаро мог его понимать, потому что сотканный мир один на двоих; один кокон.
- Драконы... - Летео потянулся за прикосновением. - Откуда ты знаешь, что они существуют? Я имею в виду: откуда ты взял, что мы тоже существуем? Мы или драконы. Никакой разницы.
Летео всхлипнул: осознание пугало его  - пожалуй, сильнее боли. Сотканный из иллюзий мир не был идеальным: всего лишь отдалял душу от тела, позволяя осязать эманации Магнуса вне пространства: не тепло солнечных лучей, но потоки над-реальности.
Сновидения богов, если угодно.
Стены истончились до стеклянных сначала, а потом и вовсе до бумажных, или даже до водяных. Они стояли в центре этого водопада, а за стеной из холодных капель  распушился репейник, сладко пах горноцвет и порхали самые настоящие бабочки.
- Если оседлать дракона, можно ли подняться до вершины бесконечной Башни? - спросил он у Арантаро, и взял того за руку. У того была жесткая длиннопалая ладонь, сильная и гибкая. Летео бы с легкостью доверился меру или человек с такими руками.  - Можно попробовать. Отсюда.
Боясь, что тот уйдет точно так же, как родители.
- Когда я проснусь, будет больно. Я знаю. Пробовал.
Но сжал сильнее и опустил голову, словно признавая готовность идти... или остаться здесь вместе с Арантаро.
Как и обещал: до конца времен.

И Летео пошел.
Не так уж ему хотелось возвращаться - хотя и манило к себе то телесное, плотское, что всегда ценил и любил; Арантаро показывал это сейчас, улыбки людей, кажущихся знакомыми - Летео останавливался и вглядывался, и улыбался в ответ.  Шатры из шкур напротив, выглядели едва знакомо, их хотелось потрогать - ощутить ладонью текстуру волчьего, козьего и медвежьего меха, сунуть любопытный нос в котлы со странно пахнущим варевом. Летео увидел существо, похожее на сожженую грозой палку, облепленную шутки ради птичьими перьями, и быстро переглянулся со своим проводником: это ворожеи? Настоящие?
...Было бы обидно остаться в иллюзорном мире. Не узнать нового.  Переменчивость - даэдрическое свойство, возможно, но если так, Летео был самым настоящим даэдрапоклонником.
Страшнее скуки и однообразия, пожалуй, лишь одиночество.
Но ведь Арантаро был с ним. И вел, по-прежнему вел за руку, словно старший брат - младшего. На самом-то деле он младшей (Летео впервые задумался об этом, и снова улыбнулся). Неважно.
Собственное завернутое в какие-то тряпки и укрытое все теми же шкурами Летео увидел со стороны, и едва не отшатнулся: осунувшееся, чужое лицо, спутанные волосы, закрытые глаза. Он выглядел мертвым.
"Я не хочу умирать!" - испугался Летео и инстинктивно прижался к Арантаро, словно тот должен был спасти его от неведомого чудовища... но правда в том, что чудовища закончились, а рядом с двумя неподвижными телами сидел второй талморец, брат Арантаро, который ждал.
- Спасибо, - Летео чуть отстранился и быстро глянул снизу вверх.
Хотелось как-то закончить эту... встречу, и он не нашел ничего лучше, чем легонько обнять своего проводника.

А потом было больно.
Терпимо - и все-таки Летео захныкал, открывая глаза. По щекам потекли слезы. Он чувствовал каждый вдох и выдох, а стоило попытаться сесть, как тут же пожалел об этом. Больно, больно... Летео был достаточно вынослив, может быть, благодаря этому и выжил вообще, и сейчас думал - ничего, пройдет.
Атерион сидел рядом, в точности как в видении. Только себя больше не мог наблюдать со стороны.
Он попытался заговорить. Губы и язык едва слушались, словно кто-то наложил заклинание паралича:
- К-какой день... сейчас. Ч-что случилось?
Летео действительно не помнил. Только до засады.
- М-мои записи... - и вот еще это. Книги в грязной луже.

Сделал глоток и поперхнулся — еще плохо контролируя свое тело, Арантаро забыл не вдыхать ртом, глотая напиток, и тот попал не в то горло. Жестом показал Атериону, что все в порядке и продолжил пить. Жадно, будто пролежал в трансе так как минимум полсуток и горло успело пересохнуть. А ведь правда успело...
Допив кубок, Таро поставил его на землю и вновь сел — в этот раз чуть поодаль, у самого края палатки. Просто чтобы не мешать лечению. Его познания здесь ограничивались оказанием первой помощи в полевых условиях, чтобы довести соратников до целителя и вручить его заботам. Совсем не то, что нужно сейчас. Да и в голове еще шумит. Над вопросом Тери думать было сложно. Что мог вспомнить Арантаро сейчас, рассказать об одном на двоих сумасшествии? «Я видел Адамантиновую башню»? «Летео мечтает полетать на драконе, не подпускай к ним его, а то упадет и разобьется, да еще и дракона наверняка сломает»? «Кажется, мы говорили о Магнусе»? «Блуждать в иллюзиях — это наследственное»? Нет, нет, все не то. И вообще, что за глупости лезут в голову?!
Альтмер покачал головой.
- Нет, ничего, что могло бы повредить.
А брат все возился с Диренни, как с раненным зверенышем. Наверное, о своей Эстель он так же заботился в свое время. Бережно, даже ласково, не желая навредить, пытаясь внушить доверие если не голосом, то интонацией. Настоящий ветеринар.
Потом, спустя две десятилетия, эта каджитка стала причиной его ссылки. Интересно, а если бы эти слухи были про него и полукровку?
Про Арантаро и полукровку? Никто, кроме них двоих, не видел, что происходило в иллюзии, да и объятья были далеки от любовных, но и Атерион, если отбросить шутки и братские подколы, никогда не гладил Эстель иначе, чем как домашнее животное.
Похоже, все, о чем мог думать сейчас Летео, это его записи и главный вопрос на утро после любой пьянки или попадания дубины по голове: «Что же было вчера?». И потому иллюзионист-номер-два повторял то, что уже говорил, когда они только-только очнулись. В конце концов, в тот момент мир вокруг был размытым и нечетким, легко можно упустить что-нибудь, что угодно.
- Да они и сейчас есть, книги эти, – «Я читал», – Даже журнал. Несколько отдельных страниц размокли, но в остальном все в порядке. А норды те погибли. От моей руки, – хотя слова и представляли из себя чистую правду, прозвучали они хвастливо. Будто бы мало было Арантаро восхищения, которое он в тот день вызвал у Изгоев, и тщеславие требовало еще.
Так и было. Что уж скрывать — убивать он любил, но еще больше любил красоваться этим.

Летео медленно кивнул.
Часть его сознания еще оставалась где-то вне материального мира, и он был заторможен, а с другой стороны — даже боль и неприятные известия  отозвались не так глубоко, как могли бы.
Арантаро убил тех, кто сотворил с ним...
(что-то плохое, Летео не помнил — не хотел вспоминать)
Это ошибка, думал он. Эти люди захватили его в плен по ошибке. Он перевел взгляд с Арантаро на Атериона — оба расплывались перед глазами, наверное, из-за слез. Повернуть время вспять, вот чего больше всего хотелось, просто вернуться в то утро, когда он  добавлял сушеные ягоды в кашу и предвкушал скорый визит в Маркарт.
Точно так же светило солнце. Точно так же пахло травами, и прохладный ветер трепал волосы.
Атерион хотел, чтобы Летео встал, шел куда-то, но сначала он покачал головой: не могу, разве ты не видишь, что... не получится. Кости превратились в тряпки, а мышцы — в бульон.
Сердце сжалось от ужаса: я никогда больше не смогу ходить, и Летео снова всхлипнул,  повиснув в атерионовых «объятиях», а тот не торопился удерживать, как котенка за шкирку. Отпустил. Летео чудом не грохнулся обратно — колени подгибались, между ног гадко тянуло.
- Куст... - с запозданием дошел смысл слов. Арантаро тоже был рядом, наблюдал за ними — и благодарность ему, обоим спасителям, оставалась тем теплом, ради которого Летео продолжал идти. В сторону куста тоже. - М-можжевельник... кажется...
Нет, Атерион не повел его. Летео пришлось идти самому.
И это было неимоверно, невыносимо тяжело. Он бы сдался —  честное слово, куст того не стоил, но удерживало «они меня спасли», и плюхнуться обратно — на шкуры или на каменистую, поросшую  колючей травой землю, все равно, что оттолкнуть протянутую руку помощи. 
(И все же было страшно, ужасно страшно — как будто телом завладел какой-нибудь даэдра и развлекался)
Летео боялся разочаровать... Арантаро в первую очередь — того, кто отправился за ним куда дальше, чем десять шагов до кривоватого можжевелового куста.
Голос Атериона мягко касался ушей, пока Летео пытался отдышаться и вытерпеть очередной приступ слабости и дурноты. К боли привыкнуть невозможно, но притерпеться — да. 
- Ричмены... они ведь никогда не пускали к себе... - даже те, что обитали в Хай Роке не жаловали чужаков, эльфов или людей, неважно. О местных — Изгоях, Летео слышал только самые ужасные рассказы, правда, спрашивал, конечно исключительно нордов.
(Норды сделали со мной... это).
Он все еще не мог поверить.
Они отошли довольно далеко от любопытных людей. Те продолжали наблюдать, но без насмешки и злости, а когда наконец-то Летео получил свою награду — оперся о шершавый куст, украдкой перенося тяжесть на ладони. Руки тоже дрожали, но меньше.
- Люди приняли меня за одного из вас, - проговорил он негромко; так, чтобы слышали только талморцы. Кто «люди» - уточнять не стал, и не уверен был, что это вообще нужная информация,  но как-то забрались же сюда оба...  - Они попытаются и с вами...
«Сделать что-то. Плохое».
- Хорошо, что журнал цел. Остальное... ерунда, правда? Мне уже лучше. Намного. Правда.
Он улыбнулся.
Он стоял, прижавшись ладонями, и говорил то, что знал, и что помогало... не думать о том, насколько он беспомощен:
- Можжевельник. Местный вид. Должно быть не вырастает здесь больше таких вот... кустов. Ягоды можно сварить с чесноком. Отвратительно на вкус, но лечит многие болезни, - Летео запнулся и закончил совсем иным.
- Как все было?
Лучше не знать, догадывался Летео; уже многократно убедившись — излишнее любопытство наказуемо. На сей раз оно казалось и самому  нездоровым, неприятным, словно желание снять повязки и полюбоваться на раны. Летео не был уверен, что действительно хочет выяснить подробности.