Нельзя много говорить и вставать с кровати. И хоть Эленвен привыкла слово «нельзя» из чужих уст воспринимать с вызовом, пусть и не показывая этого, это явно был не тот случай. Здесь, в небольшом помещении, обустроенном под лазарет, авторитет Араннелии, спасшей жизнь не одному десятку достойных меров, был несоизмеримо выше ее собственного, и, принимая это без привычного глубоко запрятанного протеста и памятуя о том, какой беспомощной чувствовала она себя там, на дороге, стоя на коленях перед обожженным юстициаром, Первый Эмиссар только склонила голову в знак согласия, провожая целительницу взглядом.
Оставшись наедине с больным, эльфийка на секунду замешкалась и углубилась в лазарет, чтобы стать свидетельницей того, как альтмер попытается вскочить с кровати ей навстречу. Разумеется, бренное тело его душевный порыв не оценило.
- Ради Ауриэля, юстициар! – Эленвен быстрым шагом преодолела расстояние до кровати, одаривая мера недовольным и одновременно беспокойным взглядом. – Лежите смирно. Да, со мной все хорошо. Просто небольшая простуда.
«Абсолютно неудивительная для данного региона».
Выглядел Арантаро не лучшим образом. Высокий подтянутый мер, чистокровный, красивый – вполне в ее вкусе – молодой, сильный.. Так дико и непривычно было видеть его на больничной койке бледным, слабым, с печатью страдания на длинном остром лице. Посылая куда-либо солдат, Эленвен давно уже привыкла не думать о том, что, возможно, ни один из них в Посольство уже не вернется живым, как не вернулись Мореллон и Кесалар. Не принято было об этом думать, пока произошедшее не становилось очевидным. Не думала она так и об Арантаро, который успел побывать, как она слышала, во многих опасных передрягах. Тем более – когда брала его с собой.
Он был всего лишь юстициаром. Всего лишь одним из сотен таких же. Каждый – со своей историей, со своими чувствами, желаниями, амбициями, с семьями, ждущими их возвращения на теплые Острова. Арантаро можно было выделить лишь за счет близкого знакомства со Вторым Эмиссаром и ненавязчивой протекции последнего. Впрочем, благодаря Атериону Эленвен, пожалуй, и обратила внимание на юного юстициара. Благодаря тому разговору у камина после дипломатического визита ко двору овдовевшей Элисиф Прекрасной.
Какая ирония..
Шли дни, недели, месяцы, и Первый Эмиссар, то и дело привлекая к тому или иному делу служителя Талмора, не раз уже зарекомендовавшего себя крайне ответственным, исполнительным до мелочей и очаровательно верным, все чаще находила приятным само его общество. Для своего возраста Арантаро был не только умен, но и сообразителен. Не говоря уже о том, что обаятелен. И без памяти влюблен.
Она сама не заметила, как привыкла к нему. А затем и привязалась, осознав последнее лишь там, под проливным дождем на серой каменистой дороге, где юный мер, вечно смотрящий на нее преданными глазами, рыжими, как закатное солнце, готов был без малейшего колебания отдать собственную жизнь ради того, чтобы подарить ей лишний шанс, лишнее время. Он, вскинув меч и из последних сил бросившись на врага, поступил верно, так, как велели неписанные правила солдат – разменных монет за более ценные жизни, пусть этот порыв и совпал с его собственным душевным. Он поступил верно. А вот Эленвен, разозлившись, потеряв самообладание, но не концентрацию, не пожелав принимать эту жертву, - нет. Не так, как должна была. Чувствовала не то, что должна была чувствовать.
«Это мой юстициар». – зло думала она тогда, завершая заклинание. – «И ни одна мразь ни одного плана не смеет трогать моего юстициара».
Работа в Скайриме была сложной, напряженной и опасной. Каждый неосторожный шаг, каждая слишком однозначно составленная бумага, попавшая не в те руки, могла склонить чашу весов в невыгодную для Альдмерского Доминиона сторону. Пока Третий Эмиссар один за другим покрывал чистые свитки плотными рядами витиеватых строчек, Первый Эмиссар приветливо улыбалась гостям, прибывавшим в зал приемов, а Второй – разбирал бесконечные бумаги, выявляя ошибки в оформлении и проверяя геральдические печати. Так или иначе, работали они почти без продыху. Потому что суровая северная провинция не прощает ошибок, и если у кого-то и было время думать о личной жизни или, хотя бы, о приземленных потребностях зрелого сильного тела, то точно не у Посла. Не говоря уже о том, что это считалось недальновидным, как минимум, до возвращения на Алинор.   
Привязавшись к подчиненному, Эленвен итак позволила себе куда больше, чем должна была, и она по-прежнему не знала, отвечать ли ему скудной, но взаимностью, или же пресечь неуместное при ее работе чувство на корню, пока это еще не принесет достаточно.. дискомфорта.
Она колебалась, и ее – уверенную, решительную, расчетливую – это угнетало.
- Араннелия сказала, что уже через несколько дней вы сможете вернуться к исполнению своих обязанностей. – Посол не сомневалась, что для такого самоотверженного мера это действительно важно. – Я отправила большой отряд солдат на ту дорогу. Они исследуют местность, и скоро мы выясним, откуда мог взяться в Скайриме даэдра без того, кто его призвал. Тела наших почтеннейших солдат уже кремированы и ждут корабля до Алинора, у вас еще будет возможность при желании с ними попрощаться.
Эленвен говорила, прикидывая, какие вопросы мог задать ей Арантаро, и заранее на них отвечая. Лишним точно не будет, а целительница велела ему не говорить много.

Едва заметная тень пробежала по узкому острому лицу Посла, когда Арантаро взял ее руку в свою. Он улыбался – открыто, доверчиво, почти восторженно, как мальчишка при виде причудливой новой игрушки. Попытался пошутить, закашлялся, заставив коготки тревоги неприятно царапнуть под сердцем. Волна негодования, последовавшая за этим, таки склонила чашу весов в одну из сторон, и Эленвен мягко, но уверенно выскользнула изящной тонкой рукой из пальцев юстициара. Теплых. Гораздо более теплых, чем ее собственные.
Хотела отступить на шаг, лишая его физической возможности попытаться повторить, но осталась на месте. Если она захочет, чтобы мер остановился, он должен будет сделать это сознательно.
- Юстициар. – в тоне эльфийке причудливо смешались хорошо знакомый любому ее подчиненному холодок и.. просьба. Будто бы она одновременно приказывала и просила вдуматься и понять.
Пауза вышла достаточно долгой. Арантаро.. совсем еще молоденький наивный эльф, который, наверное, и половины не знал о том, какая она на самом деле. Такие, как он, частенько дорисовывали приглянувшийся образ собственными фантазиями и любили без памяти, со всем остервенением.. И благословением Ауриэля становилось для них растворение этих иллюзорных пустых чувств во времени и суете повседневности. Куда хуже приходилось тем, кого ждало разочарование. Достаточно сильное, чтобы до краев наполнить болью пустующий доселе сосуд их воздушного образа.
Эленвен не раз и не два доводилось собственными ушами слышать хрустальный звон вдребезги разбитых надежд. Но ведь она не просила себя любить. Уж коли сунул нос в мышеловку, будь готов к серьезным последствиям. Даже сильно задолго до того, как стать Эмиссаром, эльфийка редко сожалела о стенаниях этих глупых мышей.
«Не забывайтесь». Подумала, но не сказала – взгляд раскосых медовых глаз говорил яснее, громче, понятнее. Он не должен был забывать о разнице между ними. Ни на мгновение не должен был. И она.. не должна была.
Из-за Арантаро она уже сделала достаточно того, чего не должна была себе позволять.
Склонная до мелочей оценивать чужие слова, порядок строчек в письмах, ненароком скошенные взгляды и движение пальцев по складкам одежды, Эленвен заглянула и в саму себя, анализируя, раскладывая по полочкам. Когда альтмер взял ее за руку.. она хотела улыбнуться. Тепло и искренне. Но это чувство было перебито другим.
Первый Эмиссар не терпела попыток приручить ее. Она никому никогда не принадлежала и верна была лишь самой себе, успешно отожествляя с собой и талморское правительство. Приказывать и обладать привыкла она – но никак не наоборот. И даже слабые теплые порывы, призывающие ее поддаться чему-то наивному, первобытному, не скованному золочеными цепями власти, вежливости, этикета, амбиций, поднимали волну отторжения в строптивой душе эльфийки. Все должно быть так, как она хочет – и никак иначе.
Отведя взгляд в сторону, Эленвен бесшумно усмехнулась своим мыслям, в которых она вновь и вновь прокручивала редкие меткие фразы, которыми они время от времени обменивались с одним сварливым клювоносым мером в прошлом. Он так и не разобрался в ней до конца – да и не факт, что это вообще было возможно, - но понял достаточно, чтобы умело облачить в дерзкие слова свою чрезмерную экспрессию.
Но кое в чем Анкано был прав. И этого она ему не простила и не простит.
Что до Арантаро.. Посол всегда может на него рассчитывать, да? Глубоко вздохнув, Эленвен сложила руки под грудью, вновь ловя взгляд юстициара. До сих пор он послушно молчал. Как она и хотела.
- Я знаю. Но вы не должны забывать о том, что там, бросаясь на верную гибель, вы действовали, в первую очередь, в интересах Талмора, и только потом уже.. – «в своих.. в моих.. в наших?» - ..в каких-либо еще.

Ответ вызвал смешанные чувства, причем, первая его половина – одни, вторая – другие, и Эленвен поняла, что поставила перед юстициаром, по сути, невыполнимую задачу. Как Эмиссар, она хотела, чтобы все было по жестким правилам, проверенным временем – добрым другом высоких эльфов, хотела слышать о чистом разуме и твердой воле, не замутненных пустыми иллюзиями, о безупречном исполнении обязанностей и глубокой, искренней, непоколебимой верности Талмору.
И совсем другое она хотела слышать как женщина.
Посол коротко подернула узкими плечами, едва заметно поджимая губы. Гордая, непокорная. Уступать – пусть даже собственным чувствам – непрактично, не имея готового плана, тактического преимущества, никакой выгоды от того, чтобы пойти на уступки.. Немыслимо. Она давно уже не девочка, и даже девочкой эльфийка не позволяла себе быть безрассудной, совершать необдуманные поступки, особенно когда речь шла о ней самой.
Как женщина она хотела преданности и подчинения. Хотела дразнить, видеть потакание малейшей своей прихоти. Будучи собственницей, хотела иметь неограниченные полномочия. Хотела, чтобы в том случае, если придется выбирать между ней и Талмором, юстициар и помыслить не смел о том, чтобы променять такое сокровище на служение Доминиону.
«Стоп».
Эленвен вдохнула глубже, слушая, как бьется в висках собственное сердце. О чем она думала? Как ей только могло придти в голову развести себя и Талмор, воздвигнув антагонистические отношения между этими двумя полюсами? Горький укол стыда и вины перед собственными покровителями – великими мерами, что однажды восстановят в Нирне справедливую мерократию, - заставил Посла наклонить голову вперед и прикрыть глаза, потирая пальцами тонкие ухоженные брови. Скрыть лицо, не выдать волнения..
И виной всему был этот смазливый альтмер, едва ли не боящийся неправильно вдохнуть в ее присутствии? Альтмер, который не позволил себе такой неслыханной дерзости если не в мыслях, то в словах – точно.   
«Неправильно».. Что за глупый вопрос? Неправильно.. Все это было неправильно, непонятно, раздражало, как капризного ребенка, у которого не получилось с первого раза завязать красивый бантик. Эленвен впервые за долгое время не могла толком понять, что чувствует, потому что до сих пор то, что чего она хотела, редко расходилось с тем, что она была должна. И факт должности сейчас раздражал не меньше. Кому она должна? С какой радости? Она – Первый Эмиссар, Посол Альдмерского Доминиона в Скайриме, она никому ничего не должна, кроме единственной цели – отколоть, в конечном итоге, ослабевший Скайрим от Империи.
И почему она пыталась убедить Арантаро в том, во что сама толком не верила? Более того – не хотела верить!
- Вы ничего обо мне не знаете. – наконец, вновь заговорила Эленвен, надеясь, что не выразила на лице и десятой части того, о чем успела подумать и что успела почувствовать. Выходило сумбурно, нескладно – невыносимо для нее, талантливого конструктора изящных, связных и продуктивных диалогов. Арантаро думал, что у него есть право на что-то надеяться, а значит, этот момент стоило прояснить сейчас. – Почему я должна верить вашему чувству?
Говорила эльфийка сухо, твердо, практически требовательно – редко кому доводилось слышать такие интонации в ее переливчатом мягком голосе. Потому что отвечать мер должен был не только за собственные чувства, но и за ее веру в них.

Слова явно давались раненому юстициару с трудом, и Эленвен вспомнила слова Араннелии значительно раньше, чем сам Арантаро. Мрачное удовлетворение от того, как мучительно юный мер преодолевал себя, подчиняясь озвученному не жестко, но все же приказу,  схлестнулось с острым сочувствием, вызывая новую волну раздражения. Махнуть рукой, резко велеть умолкнуть глупому, не жалеющему себя мальчишке.. Но нет, воздержалась. Арантаро сам за себя в ответе.
Но ежели так, почему тогда ей было не все равно?
Потому что давно уже почитала юного юстициара как свою собственность. Симпатичную игрушку, интересного собеседника, самоотверженного защитника. Молодого, красивого, чистокровного альтмера, усладу взора любой настоящей ценительницы прекрасного. И, относясь пренебрежительно к себе, Арантаро будто бы не берег ее – Первого Эмиссара – имущество.
Но не только это было причиной.
Он просто нравился ей.
Принимая ухаживания альтмера, Эленвен сама, сознательно позволила созреть этому трогательному наивному чувству, пусть и отодвигала его привычно на второй план. А теперь сама себя загнала в ловушку, где впервые за долгое время политик и дипломат боролись в ней с женщиной, а то и будущей матерью. Без остатка отдавшись работе, эльфийка на многие годы легко забыла о чувствах и даже потребностях, не способных принести пользу, не имеющих практической ценности. Низменные желания бренной плоти или возвышенные душевные порывы – все облагали желающего и чувствующего некоторыми обязанностями, ограничениями, сковывали, призывая следовать влечениям, в преодолении которых многие видели путь к совершенству.
Выходит, совершенство – сухое, холодное, лишенное эмоций, способных поколебать твердость воли и ясность мысли?
Посол усмехнулась. Очевидно, она была еще слишком слаба духом, чтобы принять за собственное стремление путь к такому совершенству. А может, нет? Может, совершенство в том, чтобы гармонично вписать трепещущее тепло жизни в собственную арифметическую расчетливость, преодолеть сомнения, сохранив при этом беспристрастность?
Идея показалась эльфийке интересной. И, в то же время, наивным оправданием собственной слабости.
Вздохнув, Эленвен положила ладонь на грудь Арантаро. Едва касаясь бинтов, не желая беспокоить рану, призывая его к молчанию и покою. В конце концов, кто мог запретить ей? Альтмеры могли осудить естественное и природное стремление, но не сознательный, обдуманный и аргументированный выбор, пропущенный через десятки фильтров. Великие короли и царицы имели фаворитов, увековечивая в летописях свои скандальные достижения, так что мешало ей, при ее куда более скромной роли в истории Нирна? Можно было стремиться к влиянию, к власти, но совершенно не обязательно было при этом идти по пути одиночества. Быть может, с Арантаро Эленвен повезло куда больше, чем она думала. Быть может, любой другой использовал бы возможность подобраться к ней достаточно близко, чтобы в один прекрасный день воткнуть нож под ребра.
Таковым, конечно, мог оказаться и Арантаро. И Посол была готова к этому, всегда имея при себе кинжал. Но, окажись подозрения правдой.. в случае юного юстициара Первый Эмиссар действительно была бы разочарована. В отличие от гипотетических покушений от других приближенных, которые она с куда большей охотой спокойно восприняла бы как должное. Отправляя виновного на смерть.
- Позволяла в прошлом.. – Эленвен улыбнулась. Едва уловимо, одними лишь уголками тонких, четко очерченных губ, но искренне и мягко. – И поныне не вижу причин менять свое решение.

Рецепт душевного спокойствия оказался настолько прост, что теперь, наблюдая за тем, как Арантаро целует ее пальцы, чувствуя его теплые губы на собственной коже, Эленвен шутливо журила себя за то, что не поняла этого сразу. Слишком долго она жила по тщательно проработанному сценарию, лишая свою острую мыcль прежней пытливости, и теперь отступить от накатанной дорожки с непривычки оказалось так сложно.. Непорядок. Ригидность непозволительна там, где частенько решает гибкость ума и скорость генерации новых идей. Как много уникальных возможностей она упустила, пока сама себе позволила быть слепым механизмом по достижению возвышенных целей Талмора?
Достаточно была просто признаться самой себе в собственной живости, в праве мечтать, желать, чувствовать. Она так грациозно, так виртуозно гордилась своей красотой, самой сущностью своей эльфийской женской природы, как умело она подавала ее, заставляя своих воздыхателей трепетать от восторга, чтобы здесь, в Скайриме, окостенеть и замерзнуть, как те увесистые глыбы льда, коими полнился местный полный зубастых тварей океан?
Нет уж. Под духовным и душевным омертвением она не подписывалась. Слишком еще была молода, красива и привлекательна. Ну ладно, не то чтобы молода – Эленвен беззлобно усмехнулась собственным мыслям, напоминая себе, что судить стоит объективно и беспристрастно, - но уж в остальном ни один разумный мер не стал бы возражать.
Даже Анкано, склонный спорить просто ради того, чтобы спорить, предпочитал глубокомысленно молчать, когда разговор заходил в опасное русло. Попробовал бы он уронить хоть одно лишнее слово – Коллегией бы не отделался.
Уловив легкую магию, от применения которой не смог удержаться раненый юстициар, эльфийка улыбнулась чуть шире, прислушиваясь к содержанию иллюзии. Вышло чувственно и трогательно. Давненько ей не доводилось ощущать ничего подобного.
- Я ценю вашу благодарность. – дав мальчишке время в полной мере выразить все, что он чувствовал и чем пытался поделиться, Эленвен ненавязчиво выскользнула пальцами из его рук и с нотками сдержанной и величественной заботы оправила чистое покрывало, коим был укрыт альтмер. Выпрямилась, складывая руки на золоченой пряжке собственной мантии, критично смотрела плоды своего легкого усилия, удовлетворилась тем, что складок на тонкой ткани стало существенно меньше, и все с той же улыбкой, спрятанной в уголках губ и живых блестящих глаз, посмотрела в полные самого нежного из известных в Плане смертных чувств охристые глаза Арантаро. 
- Что-нибудь еще?
«Мне пора возвращаться к своим обязанностям.» - не требовало озвучивания, юстициар итак не забывал об этом. Эленвен была уверена, что не забывал.